показывая пальцем друг на дружку, пижамные штаны сползают, они подтягивают их обеими руками. «А теперь – прыжки!» – командует Бела. Он приводит их в спальню заполночь, продолжая улыбаться.
Наутро, в пять, звонит будильник. Голова у всех тяжелая, ноги после ночной тренировки, проведенной наскоро, без разминки, болят, они не успели попить воды, а это необходимо. Девочки сменяют одна другую на брусьях, на бревне… Сердце от усталости колотится в горле. Они-то думали, что все в порядке, но нет, теперь, когда надо схватиться за жердь, ночной проступок внезапно напоминает о себе: перед ними встают запретные картины, вывихнутое колено, порванные связки, они слышат, как от удара о бревно ломаются кости, позвонки, череп, от ужаса пересыхает во рту. После отбоя они молча гасят свет, мучительно сосредоточенные на непослушном теле, которому сегодня досталось.
Иногда Стефания смотрит, как ее дочь играет во дворе или бегает с братом наперегонки, и думает: до чего ж Наде не подходят эти совершенно обычные для детей занятия, до чего девчонка похожа на какую-то редкостную, невесть откуда к нам попавшую машину, которая только притворяется ребенком. Она везде и всегда успевает вовремя. Убирает со стола. Сама во время поездок стирает свои трусики и привозит домой чистыми. Мать никогда не слышала от нее детских словечек из тех, которые потом с умилением повторяют мужу. Даже то, что Надя сама решила перебраться в интернат (как можно меньше шагов, как можно меньше движений помимо тех, которые во сне – и только во сне – ей не удаются), было разумным решением.
По воскресеньям девочка требует, чтобы ей «тянули мышцы». Она держится за комод в гостиной, а Стефания все выше поднимает дочкину ногу и в ответ на вопрос «А тебе не больно?» слышит нетерпеливый приказ подтянуть «эту чертову ногу» к носу. Наде тринадцать лет, выглядит она на десять, скоро, наверное, все это перестанет ее интересовать, но упражнения, как уверяет отец, по крайней мере, укрепят ее спину и характер.
Однажды к ним пришел фотограф из центральной газеты Scînteia[15], ему надо было сделать снимок Надиных наград для репортажа. Он долго выбирал лучший ракурс – до тех пор, пока Стефания не придумала: давайте разложим все медали на куске красного бархата. А когда она спросила, что будет написано в статье, гость ее поправил: это будет не статья, а подпись под фотографией, несколько строк. «Про писюшек, которые ничего в жизни не смыслят, и сказать нечего!» Мать «писюшки» с облегчением согласилась.
Сейчас эта разумная и послушная девочка едет с Мартой по приглашению партии поездом в Бухарест, чтобы принять участие в церемонии, во время которой впервые увидит того, кто скорее напоминает короля из какого-нибудь фильма, чем «товарища». Надя представляет команду. Она одета в сшитый матерью костюм – брюки и пиджак ярко-голубого цвета с красной каймой на запястьях.
Зал, намного более просторный, чем спортивный зал в Онешти, заполнен взрослыми, которые умеют аплодировать
