в неделю. Долгие одинокие вечера – ни дела, ни мало-мальских развлечений. Старая чугунная батарея в комнате потрескивала и постукивала. Ада так и не привыкла к этому шуму, ей все казалось, что в дом кто-то вломился и топчется в темном углу, примериваясь, как бы половчее ударить. Со Станисласом рядом она не боялась, но по вечерам, когда его не было, она ложилась спать рано, стараясь согреться и оставляя зажженной маленькую свечку на тумбочке – убирайся, не подходи ко мне, – пока наконец не засыпала. Батарея грела слабо, а в десять отопление и вовсе выключали, и к рассвету в комнате стоял лютый холод. Порою вода в миске, которую они держали на столе, покрывалась тонким слоем льда.
Ада надеялась, что со временем они смогут позволить себе жилье получше, пусть с маленькой, но кухней; она бы готовила домашнюю еду для разнообразия – нельзя же каждый вечер ужинать в «Бар дю спорт». Ей надо научиться стряпать. Ада умела готовить тушеную баранину, но вряд ли ей удастся купить перловку, столь необходимую для этого блюда. Она могла бы освоить французскую кухню. Омлет, например, или суфле. Ада представила, как взбивает яйца; у поварихи в «Бар дю спорт» это получалось очень изящно.
На ее кухне непременно будет сушильный шкаф для белья, сейчас Ада развешивала постиранное на спинках кровати. А может, даже и небольшая гостиная: стол под красной плюшевой скатертью и зеркало у стены. Гостиную Ада украсит свежими цветами, если найдет их, букетиком в банке из-под варенья. Платили ей немного, однако их совместного заработка хватило бы, чтобы жить без затей, но достойно.
Но кое-что в их жизни изменилось.
– Видишь ли, Ада, – все чаще говорил Станислас, – я должен быть в настроении.
Поначалу она говорила себе, что должна считаться с его настроением, но потом забеспокоилась: когда супруги не прикасаются друг к другу, наверное, это неправильно. Однажды вечером она погладила его по щеке, пробежала пальцами по носу, пощекотала усы, легонько отбила ритм на его губах. Станислас отстранил ее руку:
– Нет, Ада. Не сейчас.
Она слушала, как он дышит, тяжело и вроде бы сердито, воздух толчками выходил у него изо рта.
– Ты любишь меня? – спросила она.
– Прекрати, Ада.
Он отбросил одеяло, встал. Ада слышала, как он натягивает брюки в кромешной тьме, путаясь в пуговицах и ругаясь, хватает рубашку со спинки стула, надевает ботинки и выходит, хлопнув дверью. Ада застыла. Зря она задала этот вопрос, зря приставала к нему. Мать говорила, мужчины таких не уважают. Мужчина предпочитает добиваться женщины. Она извинится, когда Станислас вернется. И они помирятся.
Станислас, которого она встретила в Лондоне, обворожил ее неназойливыми ухаживаниями, лестными комплиментами. Теперь он был другой. Война изменила его, война и его бизнес. Ночь за ночью он исчезал – по делам. Ей надо что-то предпринять, стать более соблазнительной. Купить новую помаду, если денег наскребет. Ада слишком молодо
