эти неугомонные шалунишки, начали о чём-то спорить.
– Колька, а у тебя веснушек больше, чем у меня! – смеясь, раззадоривала мальчика подружка, глядя на него прищуренными, хитрыми глазами.
– Ну и что? – нашёлся тот. – Зато у тебя уши побольше моих! Как у Чебурашки… Дашка-Чебурашка!
Эта суета мешала Анне сосредоточиться.
– Дети, дети! – с укоризной в тоне воскликнула она.
Внезапно слух уловил новые звуки, доносящиеся издалека. Они порождались чьим-то прекрасным голосом и как бы подводили итог красоте рассвета. Это была чудесная мелодия, она звучала, как ода, как преклонение перед величием Природы, сиянием солнца, самой жизнью.
– Дети, тихо, тихо! – прошептала Анна, обращая лицо в направлении, откуда лилась мелодия.
Заметив на лице женщины нечто особенное, те приумолкли и, подчиняясь инстинкту, начали вслушиваться.
– Это же сам Феликс Винницкий! – прошептала женщина.
Выражение в её глазах было таким, словно она узрела перед собой самого Господа Бога, пред которым готова преклонить колени.
– Это – знаменитое «Адажио» Альбинони, – тоном отличницы произнесла девочка.
– Да тише ты! – шикнул на неё Коля, толкая кулаком пониже талии.
Мальчик откуда-то понял, что в эту минуту Дашиной маме мешать нельзя. Он и сам невольно прислушался, а затем, увлекая подругу за собой, осторожно побежал по тропинке, ведущей к особняку знаменитости. Метров через тридцать его остановило препятствие в виде забора. Он прильнул к щели между досками.
На балконе, обращённом к реке, стоял мужчина лет сорока, облачённый в белую сорочку и чёрный фрак. Это в его лёгких рождалось прекрасное пение, это именно его гортань порождала неповторимые звуки. Дети знали, что такое опера, как знали и о великих исполнителях. Но чтобы человеческое существо могло петь так!.. Нет, подобное не помещалось в воображении, так не бывает…
– Вот она – легенда! – прошептал Коля, невольно сжимая девичью руку.
Между тем, пение, достигнув апофеоза, внезапно прекратилось. Знаменитость со своего балкона куда-то исчезла.
Анна, с жадностью впитывавшая в себя каждый оттенок этого волшебного голоса, продолжала стоять в той же позе. В её взгляде можно было прочесть непередаваемое разочарование.
Даже у детей настроение как-то сникло… Они чувствовали себя так, словно у них отняли только что преподнесённый подарок и больше никогда не вернут.
А в это время Феликс лежал на спине и стекленеющими глазами смотрел в бездонную даль…
Хамство
«Из всех пороков, присущих человеку, наиболее позорным я считаю трусость.»
– Не согласен, – отвечаю я. – Не трусость, а тупость и хамство!!!
Белое безмолвие… Сколько волнующих строк посвятил ему в своё
