что основная их борьба проходит с такими серьезными противниками как сон и лень.
Но, в Белокаменном Злате, стражникам верили. А уж они-то клялись-божились, что в тот памятный вечер, никакого слепого с мальчиком-поводырем, не видели. А, следовательно – и в город не пропускали.
И словам этим даже пыточных дел мастер верил.
И это кое-что да значит!
А ведь когда хлопнувшая входная дверь возвестила о прибытии новых посетителей, многие из завсегдатаев харчевни «У веселого Монха» даже не обернулись.
В самом деле, – мало ли кого занесет летним вечерком в заведение толстяка Монха на кружечку пива?! Ко всем, что ли оборачиваться?
Правда, новоприбывшие не вызвали интереса только поначалу. Да и то, лишь по причине слабой освещенности и крайней задымленности питейного зала.
Но, как только захмелевшие любители пенистого напитка рассмотрели вышедшего в круг света мальчишку с тощей холщевой торбой, а за ним и лысого как колено деда-гусляра, все их внимание быстро переключилось на новых гостей.
Ну, еще бы! Перемывать косточки ближнему своему, – дело, конечно, важное, но уж больно утомительное! Ведь не кого-нибудь песочим, а самых что ни на есть Первых Лиц – Воеводу да Голову!
А значит, даже самому поднаторевшему в политических спорах оратору, необходимо отдохнуть и собраться с мыслями. Да и показать, что тебе не только политические хитрости «сильных мира сего» доподлинно известны, но и культура не чужда – совсем даже не грех.
По крайней мере, когда под рукой есть цыгане, танцовщицы, заклинатели змей, и прочие глотатели клинков, огня и разной другой гадости. Ну, или, на худой конец, как сейчас – бродячие музыканты, что могут и сказку рассказать, и песней потешить.
А потому, дедку с поводырем мигом освободили лавку. Поставили рядом внушительную кружку пива (пусть и не лучшего), и приготовились слушать.
Старик же, пошептавшись о чем-то с мальчишкой, с видимым облегчением опустил костлявый зад на лавку. А когда поводырь расторопно всунул в пальцы слепца пивную кружку, на лице деда появилась и вовсе блаженная улыбка – хоть лик святой с него пиши!
Старик медленно, без суеты, выпил с полкружки пива, и, поставив сосуд рядом, положил на колени гусли.
Пальцы его, казалось, чуть притронувшись к струнам, взлетели вверх, но инструмент, узнав руку хозяина, тут же отозвался тихим мелодичным перезвоном. Людские голоса затихли, и старик заговорил…
Голос его оказался на диво сильным и густым. Хоть и говорил странник довольно тихо, слышно его было по всему обширному залу харчевни. Голос накладывался на незатейливую мелодию, рождаемую пальцами старого гусляра, сливался с ней и наполнял собою помещение.
– А не рассказать ли вам, почтенные горожане, сказку? Сказку древнюю, стародавнюю! Хоть и не сказка это вовсе, а самая, что ни наесть быль. Ведь, слыхивал я ее от деда, а тот от своего деда, а тому поведала ее бродячая цыганка, что слыла самой правдивой женщиной на
