с усилением сглотнул. В голове его требовательно звучали голоса, и он с трудом отбивался от них.
Не сейчас!
– Книга Чудес, – ответил он, сжимая и разжимая кулак.
Рудольф нахмурился.
– Я же сказал Джакопо держать книгу под замком и лично приглядывать за тобой, когда ты смотришь ее! Где мой антиквар?! – взревел король, делая шаг к сыну.
Анна-Мария торопливо сползла с кровати и положила руку ему на плечо.
– Вы забываете, ваше величество, что я – дочь синьора Страды. И за работой его внука надзираю я.
Плечи короля смягчились, и плоть зазвенела от ее прикосновения. Однако эта книга была одним из ценнейших его достояний…
– За работой? Какой еще работой? – поинтересовался он.
– Джулио, покажи королю свои таблицы и чертежи, – попросила женщина.
Мальчик склонил голову в знак повиновения, глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь, и начал разворачивать связку недавно отложенных листов.
– Джулио разгадывает книгу, ваше величество, – с гордостью сообщила его мать. – Такой умный малыш!
Король снисходительно фыркнул.
– Знатоки языков, математики и алхимики пытались разгадать секрет книги, и за тринадцать лет никто из них не снискал успеха. Мальчишке не раскрыть ее тайн!
Тем не менее любопытство его величества было задето. Взглянув на работу сына, Рудольф увидел математические таблицы, четырехугольники, схемы и чужестранные слова, записанные на полях, как примечания. В душе его шевельнулась гордость – труды сына напоминали комментарии его собственных алхимиков, мудрецов почтенного возраста.
– Что это? – спросил он уже спокойнее.
– Я сравниваю использование символов со всеми европейскими языками, – сказал Джулио, и его зеленые глаза лихорадочно блеснули, а рот пересох и задвигался сам собой, как у одной из механических игрушек Рудольфа.
Больше всего на свете он любил говорить о Книге Чудес. Но при этом мальчик явил ту свою грань, которая более всего пугала его мать – особенную грань, омраченную призраком габсбургского безумия.
– Группы значений, повторяющиеся сочетания букв, – продолжал он, отчаянно жестикулируя. – В одних случаях это только начало слова, в других – окончание, в третьих – середина. Королевский мастер шахмат, сарацин[2], говорит, что это свойственно арабскому и встречается в иврите, но мне еще нужно справиться у какого-нибудь грамотного еврея. Я думал, что когда вы в следующий раз встретитесь с рабби Лёвом, то, может быть…
– Что?! – взревел король, и Джулио втянул голову в плечи и вскинул руку, защищая лицо. – Мой сын будет разговаривать с жидом?! Да знаешь ли ты, какой вред может причинить подобная глупость? Если католики и протестанты узнают, что кто-то из Габсбургов советуется с жидом, они потребуют моей крови!
– Но, отец! Я бы мог встретиться с ним втайне, когда он придет ко двору…
– Не
Сарацинами в тогдашней Европе называли всех мусульман.
