дома. Придется тебе идти пешком, дружище! Я возьму тебя за руку и…
– Нет, я не хочу!
Мальчик побежал к Розетте и спрятался за ее юбкой.
– Луиджи, он так радовался! – попыталась возразить Анжелина.
Молодая женщина посмотрела на супруга с упреком и с Розеттой направилась к дому на улице Нобль. Анри семенил между двумя женщинами, а следом за ними бежала белая овчарка. Оказавшись в одиночестве, бывший странник вздохнул. Жизнь вернулась в свое русло, ограниченное стенами старинного горного городка. Его не радовала мысль, что ему предстоит целыми днями и неделями слушать сетования матери и болтовню Октавии, мириться с капризами мальчика. Никогда не был он так счастлив, как в эти месяцы пути, наедине с Анжелиной, на затерянных в дикой местности дорогах. Она принадлежала ему одному – ласковая, заботливая, она была под его защитой и во всем полагалась только на него… Даже их целомудренные ночи были полны взаимопонимания и нежности. «Но теперь эти счастливые времена закончились, – думал он. – Моя жена будет работать до самых родов, а все свободное время отдавать Анри!»
Единственным слабым утешением для Луиджи была возможность посвятить больше времени своему увлечению музыкой. Он будет играть на фортепиано, сочинять музыку и совершенствовать свое мастерство. Еще можно больше читать, это тоже обещало стать приятной переменой в привычном укладе жизни. И все же уверенность в том, что, связав себя брачными узами, он навсегда распрощался со свободой, только окрепла.
Невеселые мысли все еще довлели над ним, когда вслед за женщинами и мальчиком он вошел в дом Жерсанды де Беснак. Приветствие Октавии задало тон происходящему.
– Слава тебе, Господи! Вы вернулись! Энджи, дай я тебя обниму! Мсье Луиджи! Да входите же, входите, мадемуазель совсем извелась, бедняжка, вас поджидая! А ведь мы с ней так тяжело болели, так долго!
Мсье Туту, пуделек Анри, с лаем прыгал у ног, вызывая у всех улыбку. Конец объятиям положил восторженный возглас, донесшийся из гостиной.
– Они приехали? Энджи! Луиджи! – позвал высокий дрожащий голос.
Анжелина первой вбежала в комнату. В глазах ее застыли слезы. Свою давнюю покровительницу, ставшую теперь свекровью, она застала в любимом ею большом кресле у камина, в котором полыхало веселое пламя. Пожилая дама, ноги которой были закутаны в плед, протянула к ней руки:
– Крошка моя, милая моя Энджи, если бы ты только знала! Я думала, что умру, не дождавшись тебя и моего сына! Я до сих пор еще слаба, и колени болят ужасно.
– Мадемуазель, как я рада вас видеть! Нет, даже не думайте о смерти, вам рано умирать! Мы собирались остаться на ночь у дяди Жана, но, как только он сказал, что вам с Октавией нездоровится, мы поспешили в Сен-Лизье!
Луиджи с тревогой смотрел на мать. Она выглядела усталой, в лице – ни кровинки.
– Матушка, как вы бледны! – воскликнул он. – Вам нужно соблюдать все предписания доктора, вы просто обязаны поправиться!
Взволнованный до глубины души, он склонился над
