style="font-size:15px;"> – Это все из-за войны, Эрмин. Мне следовало довериться своему банкиру, но я этого не сделала. Нет, я испугалась, вообразила самое худшее: как немцы входят в Роберваль, опечатывают и отбирают наше имущество… К тому же я сделала неудачные вложения в Монреале по совету одного юриста.
– Мама, ты не могла потерять все. У тебя же есть завод в Монреале и этот просторный дом, который ты сдавала своему управляющему.
Мертвенно-бледная Лора подняла на Эрмин свои прозрачно-голубые глаза. Помолчав немного, она произнесла на одном дыхании:
– Я много лет обманывала вас всех. Я давно продала завод и дом, чтобы поддерживать наш образ жизни и тратить деньги, не считая. Ты же меня знаешь, я так любила ездить в Шикутими, где столько прекрасных магазинов, и покупать, покупать… Не забывай также, сколько я вложила в дом: современное центральное отопление, несколько ванных комнат и так далее.
Молодая певица не знала, что ответить. Теперь она чувствовала себя виноватой.
– Мы с Тошаном тоже дорого тебе обходились, – признала она. – Ты купила нам квартиру на улице Сент-Анн в Квебеке, финансировала мою поездку во Францию во время войны… Мне становится жаль, мама, когда я думаю обо всех этих роскошных платьях, которые ты постоянно дарила мне, как только я начала вести светскую жизнь.
Лора взмахнула рукой, словно хотела отмести слова своей дочери. Она кивнула в сторону двери, которую только что открыла медсестра.
– Не терзай себя, доченька. Иди лучше утешь нашу Мирей. Ведь скоро ей придется возвращаться в свой родной Тадуссак.
Эрмин удержала ее за локоть. Она никак не могла прийти в себя.
– Но у тебя же хоть что-то осталось в банке? – настаивала она.
– Нет! Только очень скромная сумма. Мое состояние или, точнее, то, что от него осталось, сгорело вместе с домом.
– Я тебе помогу, – решила молодая женщина. – Ни о чем не беспокойся!
– Ты что же, примешь предложение сниматься в Голливуде? – оживившись, спросила Лора.
– Мне не остается ничего другого. Честно говоря, я твердо решила отказаться, поскольку это помешает мне провести зиму в Перибонке. Но сейчас не может быть и речи о том, чтобы отклонить такой выгодный контракт.
– Спасибо, милая моя, спасибо!
У ее матери на глазах выступили слезы. Лора глубоко вздохнула, прежде чем войти в палату, и более уверенным шагом направилась к кровати Мирей. Эрмин последовала за ней.
– О! Моя малышка Мимин! – воскликнула экономка. – Как хорошо, что ты решила меня навестить! Боже милосердный, что теперь с нами будет!
Мирей была почти неузнаваема с перевязанной головой и красным лицом, покрытым мазью. Ее веки опухли, а губы были странного лилового цвета.
– Какое несчастье, Господи, какое несчастье! – причитала она. – Я только и делаю, что плачу. Столько красивых вещей мадам превратились в пепел!
Потрясенная отчаянием этой женщины, которую она любила, как родную бабушку, Эрмин погладила ее по руке.
– Ты
