style="font-size:15px;"> Лео ждет, когда будет можно войти. Косится на комнату Винсента, на семьдесят семь солдатиков, которые вообще-то на одной стороне, но стреляют друг в друга и падают, пока все не полягут, после чего их можно расставить снова.
Папа так и стоит возле матраса. Мама ушла на кухню.
Лео идет к боксерской груше, снимает рубашку, становится в позицию с опорой на левую ногу, наносит первый удар.
– Правая рука прикрывает правую щеку.
Он держит правую руку низковато, и папа по-кошачьи мягко делает шаг вперед и легонько шлепает его ладонью по лицу.
– Правая рука прикрывает правую щеку, Лео.
Лео смотрит на папу, сжимает в кулак правую руку и бьет левой, а папа опять награждает его шлепком, на сей раз побольнее, – он все еще держит правую руку слишком низко.
И опять встает в позицию.
16
Лео в легкой пижаме сидит на краю кровати, зевает, голые ноги стоят на холодном полу. За спиной у него полка с замечательными вещицами: Феликсов красный “фольксваген-жучок” в оригинальной упаковке, серебряный приз школьного чемпионата и громкий будильник с символикой “Нью-Йорк Рейнджере”, чьи стрелки в форме хоккейных клюшек показывают без четверти пять. За тонкими жалюзи еще совсем темно.
Каждый день на этой неделе он по нескольку раз практиковался самостоятельно и один раз, вечером, с папой, а утром вставал пораньше.
Сегодня самый последний раз.
Лео идет в рабочую комнату, бьет в нос и в челюсть. Сегодня. Он это чувствует – в руке, в груди и животе, во всем теле.
Потом он немного отдыхает на балконе, глядя на крышу школы вдали, умывается над мойкой и собирает завтрак. Встает Феликс, будит Винсента.
– Лео, что случилось?
– Ничего.
– Не-ет, что-то случилось.
– Ничего.
– Ты какой-то странный. Не как обычно. Даже говоришь и то не как обычно. – Феликс втыкает ложку в йогурт. – Вроде как… сидишь здесь, но не со мной. Вроде как сам с собой.
– Сегодня я с ними разберусь.
– Разберешься? С ними?
– С Хассе. И с Кекконеном.
Феликс все размешивает этот чертов йогурт, не глядя, есть ему неохота.
– Лео?
Он выходит в коридор, Лео стоит перед зеркалом, перенеся весь свой вес на левую ногу, и правой рукой бьет воображаемого противника.
– Лео?
Лео поворачивается к вешалке, осторожно берется за отцовскую робу. Ту самую, какую папа обычно надевает, они почти никогда и не видали его в другой одежде, кроме тех случаев, когда навещали в тюрьме, после того как он врезал кому-то чересчур сильно.
– Лео?
Оба знают, где нож. В продолговатом кармане на штанине. Его-то Лео как раз и расстегивает.
– Ты что делаешь?
Старший брат слишком ушел в себя, до него не достать.
– Я же сказал. Сегодня.
