преданный человек, немного взбалмошная в своих словах и поступках. У нее красивые зеленые глаза с золотистыми вкраплениями, светло-русые волосы до плеч, и она тщательно следит за модой в своей родной Франции.
– У меня нет выбора! – воскликнула Эрмина. – Я действительно настроена пессимистически. Мой муж готовится отплыть в Соединенное Королевство. Его корабль тоже может потопить торпеда. Я не смогу пережить его потерю! Здесь тоже все не так просто. Два года назад Тошан совершил акт неповиновения. Если говорить начистоту, Бадетта, он дезертировал!
– Боже мой! – испуганно воскликнула журналистка. – В военное время?!
– Он сделал это, чтобы встретиться со мной. И еще потому, что отказался стрелять в немецкого военнопленного в месте, которое я не должна называть, и при обстоятельствах, о которых не должна говорить… О! Это было почти государственной тайной! Умоляю вас, не выдавайте меня!
– Я ничего не слышала, – отрезала Бадетта с серьезным видом. – Прекрасный повелитель лесов может поступать лишь в согласии со своим собственным моральным кодексом. И какое чудесное доказательство любви! Дезертировать, чтобы встретиться с вами…
– Тошан воспрянул духом рядом со мной и нашими детьми за эти несколько осенних дней 1940 года. Затем он вернулся в гарнизон и признал свою вину. Получил взыскание, отсидел в карцере. Потом все наладилось. Его даже зачислили в батальон парашютистов. А через неделю он отправляется в Европу…
Эрмина растерянно оглядела комнату.
– Вы же помните, моя дорогая Бадетта, мы снимали эту квартиру, когда я пела в «Фаусте» в декабре 1934 года. После этого моя мать ее купила. Мы живем здесь летом. Так я могу быть ближе к своему мужу. Мы видимся с ним, иногда он приходит сюда на обед или ужин.
Журналистка еле слышно вздохнула, подумав о Лоре Шарден, богатство которой казалось неисчерпаемым.
– Моя милая Эрмина, к сожалению, я должна вас покинуть, – сказала она несколько смущенно. – Благодарю за вкусный чай, но меня ждут в издательстве. Я буду навещать вас как можно чаще, как только вам понадобятся мои дружба и участие.
– Да, сударыня, – вмешалась Мадлен, – заходите к нам, когда у вас будет свободная минутка. Я вижу, что ваше общество приносит Мине утешение. Она так скучает по своим детям! И потом, мы чувствуем себя немного одиноко. У нас так мало визитов!
– Вот и договорились, – заключила Бадетта, пылко обнимая по очереди обеих женщин.
После ее ухода они некоторое время сидели молча.
– А теперь мне нужно позвонить родителям, – наконец произнесла Эрмина. – Им предстоит нелегкая задача – сообщить о смерти Армана его отцу.
– Не переживай, – тихо произнесла индианка. – Завтра мы поедем в Сент-Анн-де-Бопре и помолимся у статуи Катери Текаквиты[8]. Мы уже несколько лет собираемся это сделать, но так до сих пор и не выбрались. Мина, покинувшие нас близкие слышат наши молитвы. Твой
Текаквита – «та, что ищет дорогу ощупью» (
