лейтенант приравнивается к армейскому капитану и может при желании качать права о старшинстве чинов. Тогда коту под хвост вся служба… если не хуже. Вместе с котом в кобылью щель.
– Вы руководите боем и показываете мне, куда стрелять, я рассчитываю и стреляю, – ответил он. – На разницу в чинах его величество особо рекомендовал не смотреть. И не чиниться с вами. Командир – вы. Я подчиненный.
– Рецкий язык знаете?
– Так… пару фраз… и те неприличные, – смущенно улыбнулся он.
– А у нас один броневагон рецкими горными канонирами будет оснащен. Такие вот пироги, господин лейтенант. И не изменить этого – большая политика вмешалась.
– Засада, – покачал он головой. – А у вас как с рецким?
– Хорошо у меня с рецким. Я сам рецкий горец с горы Бадон, – улыбнулся я его непониманию. – У нас там не все радикальные блондины, бывают и такие, как я. – И резко поменял тему: – Вот что я подумал, лейтенант… Горцев поставим на знакомые им трехдюймовые системы, а вот на броневагон с четырехдюймовыми гаубицами набирайте экипаж сами. Справитесь?
– Куда я денусь, господин флигель-адъютант? – улыбнулся он. – Можно отбирать из госпиталей? Или только с маршевых лагерей?
Вот так вот… когда ко мне хотят проявить уважение, то кличут адъютантом, намекая на то, что это звание придворное. А когда хотят поставить на место, то тычут в лицо фельдфебельством. Вот она двойственность моего статуса. Во всей красе.
– Можно… Из госпиталей даже предпочтительней, так как люди там пороха уже понюхали. Нам это важно. Стрелять по нам будут больше, чем по пехоте в окопах. И еще… чтобы не чиниться… называйте меня вне строя и в боевой обстановке коротко: «командир». А когда наедине или вне службы, то просто Савва.
– Тогда я для вас – Атон, – протянул он правую ладонь. – Мы почти ровесники.
И мы крепко пожали друг другу руки.
Вроде сработаемся. Ладонь у него сухая, крепкая, пожатие без дурацких нажимов, типа «я все равно сильней тебя буду».
– Разрешите курить, командир? – и улыбается, засранец.
– Курите, – разрешил я, игнорируя подколку. – Только отойдем в курилку. Не будем подавать солдатам плохой пример.
Не успел Безбах раскурить свою большую трубку, как за нашими спинами раздался знакомый голос, но с незнакомыми просительными интонациями:
– Господа, можно к вам присоединиться?
– Не занято, – ответил лейтенант, окутываясь медовым дымом с приятными оттенками запаха сушеного чернослива.
Заводской инженер зашел в курилку, сел на противоположную от нас лавку, вынул папиросу, постучал ею по портсигару, но закуривать не стал. Повел дозволенные речи.
– Господин флигель-адъютант, – обратился он ко мне, – я тут подумал над тем, что вы вчера говорили… и вот что мне пришло в голову. На заводе есть немного недоделанная горная гаубица, от которой отказалась армия
