наедине.
Мальчик уткнулся лицом себе в рукав, не осмеливаясь смотреть Кейтлин в лицо. Он не хотел, чтобы она видела, как он плачет, и только крепко сжимал тонкие пальцы, которые столько раз, утешая, гладили его по волосам.
– Не надо, мой мальчик, – с легкой укоризной в голосе сказала Кейтлин и положила руку ему на голову. – Со мной можно не скрывать, что тебя гложет. Ну, посмотри на меня! Я хочу видеть твои красивые глаза!
Подавляя рыдания, Александер вытер щеки и поднял голову. Бабушка Кейтлин отвела от его лица черные растрепавшиеся пряди.
– Так-то лучше… А теперь расскажи, что случилось. Из-за чего вы с братом снова поссорились?
Вспомнив о размолвке с товарищами, случившейся незадолго до того, как бабушке стало плохо, Александер нахмурился. Ему не хотелось об этом рассказывать. Однако бабушка настаивала, и, как обычно, он сдался.
– Мы играли в войну, и Малькольм хотел, чтобы я был «подлым Кэмпбеллом». Но ведь я тоже Макдональд, как они, только этот болван Малькольм уперся, и все тут!
– А Джон? Он тебя защищал?
– Да, но только… Я хотел как следует проучить Малькольма, он заслужил, а Джон мне не дал.
– Ясно. Знаешь, я думаю, он поступил правильно. Или ты надеялся, что Малькольм передумает, если ты его поколотишь?
Кейтлин смотрела на внука, который понурил голову и кусал губы, чтобы не заплакать. С такой легкоранимой душой и острой потребностью в любви ему придется нелегко…
– Знаешь, ты очень похож на своего дедушку Лиама, – сказала она ласково.
Мальчик поднял на нее глаза. Ее слова обрадовали и взволновали его.
– Правда?
– Правда.
Лиам был таким же ранимым. Она угадала в нем эту черту во время их первой встречи – острую потребность быть рядом с тем, кто сумеет успокоить и утешить, что бы ни случилось. То, что многим мужчинам представлялось постыдной слабостью, Кейтлин считала признаком духовной зрелости, ведь только тот силен духом, кто умеет признавать свои слабости…
Как и остальным творениям Господа, Александеру придется научиться принимать свои слабости и жить с ними. Наступит день, и он наконец обретет душевное равновесие, а вместе с ним и способность быть счастливым. Сейчас же юность и злость заслонили собой весь мир. В отличие от деда, он еще не умел справляться с эмоциями, которые вырывались на волю вспышками гнева. Броня безразличия, за которой он пытался укрыться от недоброжелательности окружающих, грозила стать для него источником вечной муки.
Кейтлин достала из-под простыни какой-то предмет и протянула его внуку.
– Это тебе! – просто сказала она, разжимая пальцы.
Глаза Александера широко распахнулись от изумления. Как зачарованный, смотрел он на брошь, поблескивавшую на морщинистой ладони, которую пересекал длинный шрам. Гербовая брошь деда… Прикоснуться к подарку он не решался.
