экскурсантов через анфиладу парадных комнат – Голубая гостиная, Большая библиотека, Рыцарский зал, Главная столовая, Первая буфетная, Вторая буфетная, Античный зал и еще много-много всяких помещений, подавляющих своей роскошью и просто хрустевшей на зубах новизной. В какой-то момент осоловевший Максим Максимович вдруг понял, что в одном из пройденных залов он потерял своего подопечного. Бросились обратно, насилу отыскали его.
Нашли Тюрка в большом двусветном зале, стены которого от потолка до пола были увешаны картинами. Люди в старинных нарядах смотрели с портретов кисти признанных мастеров милой старины. Жан-Луи Вуаль, Ричард Бромптон, Август Ритт, Доменико Бранди – назубок выстреливал заграничные имена лакей. Все эти сокровища прилагались к усадьбе, купленной купцом в приданое. Иван Карлович балансировал на хрупкой конструкции из покерных столиков, креслиц с изящными гнутыми ножками и оттоманки. Он с интересом разглядывал обратную сторону картины, снятой со стены почти под потолком.
– Иван Карлович, что с вами?! – воскликнул Грушевский, расстроенный своей неудачей на ниве заботы о больном.
– «Без дела и без скуки сижу, поджавши руки», – Тюрк прочел надпись, оставленную для потомков неким графом Данилой Паниным в парике и голубом кафтане на своем портрете кисти Боровиковского.
– Вввы барин, тогой, – рыжий, отворачиваясь и подглядывая одним глазом в ожидании неминуемой катастрофы, спрятался за спину Грушевского, – не балуйте…
Наконец Максим Максимович опомнился и, подтолкнув лакея, бросился вместе с ним на выручку альпинисту. Звук падающей мебели заглушил жалкое блеяние старшего лакея.
Глава 3
– Что это вы, Кузьма Семеныч, по полу ползаете, прямо как дите малое? – почти сразу же раздался тонкий и весьма высокомерный голосок сверху.
В картинную галерею заглянула прехорошенькая горничная в форменном платье, крахмальном белом переднике с крылышками на плечах и уличной шляпке крайне легкомысленного фасона. В руках бойкая девушка держала огромную коробку с надписью модного цветочного магазина на Невском проспекте.
– Фенька! Куды шлялась? – придав голосу всю возможную строгость, вопросил ее рыжий парень, стараясь выкарабкаться из-под завалов мебели без ущерба чину и достоинству.
Что за девка, чертыхнулся про себя старший лакей. Характерец не по чину, никакого уважения, а ведь как хороша, да по-французски так и чешет! Не смотря на капитал, скопленный Кузьмой Семеновичем, и должность старшего лакея в таком не старом возрасте, ему никак не удавалось отбить у Феньки тягу к городским господам и глупым мечтам об образованном супруге. Почти гарантированное место управляющего на кожевенной фабрике Зимородова и капиталец, достаточный хоть для открытия мелочной лавки в Санкт-Петербурге, казались ей менее интересными, чем бриллианты Тэта и мерзкие стишонки
