Эта глава моей жизни давно закрыта.
– Но я подумала, что у вас, наверное, по-прежнему сохранились там связи и вы могли бы разузнать, нет ли у них каких-то вестей о Могенсе, о моем брате?
– Сожалею, но у меня нет никакого желания заходить в участок. – Томас поднялся со стула. – По-моему, вы сами должны к ним обратиться. Я уверен, что кто-нибудь непременно пойдет вам навстречу.
Луиза кивнула и встала. Поблагодарив Эдуардо за кофе, она отдала ему недопитую чашку:
– Извините, что отняла у вас время.
Улыбнувшись на прощание Томасу, она повернулась, чтобы идти.
Томас и Эдуардо проводили ее глазами, глядя, как она поднялась на набережную и направилась к своей машине.
– Ты что – сдурел, что ли? – Эдуардо сунул в руку Томасу чашку, которую вернула Луиза.
– О чем ты?
– Преаппетитнейшая сеньорита добровольно является на борт твоей ржавой посудины, чтобы просить тебя о помощи, а ты ведешь себя так неприветливо! Хоть бы немножко притворился, что почувствовал интерес к ее проблеме!
– С какой стати мне было это делать? – спросил Томас, пожимая плечами.
Эдуардо помотал головой:
– Да чтобы завоевать ее расположение! Пригласить куда-нибудь! Comprende?[14] О чем ты думал!
– Очевидно, не о том, о чем ты.
Томас пошел в каюту и поставил чашки в мойку. На кухонном столе зазвонил мобильный телефон.
– Не найдется ли у тебя старого зарядника?
Эдуардо зашел в каюту и посмотрел на телефон:
– От этого, что ли? Вряд ли. Откуда ты его взял?
– Не важно.
– Это же прямо антиквариат!
Томас помыл чашки. Возможно, Эдуардо прав. Он повел себя слишком холодно, но у него не было никакого желания копаться в прошлом – ни в своем, ни в чьем-то еще. Прошлое могло оказаться убийственным.
13
Берлин, Пренцлауэр-Берг, 16 августа 1989 года
Первые лучи солнца озарили листву деревьев на Грейфенхагенерштрассе. Было еще только семь часов утра, а на улице уже становилось душно. Из открытых окон многоэтажного дома неслась музыка, жильцы проснулись и слушали радио. Трое мужчин, которые курили, сидя в фургончике «Баркас», вспотели от жары. Впереди рядом с Мюллером сидел Хауссер. Сквозь темные стекла солнцезащитных очков он следил за воротами дома номер девять. Они стояли тут вот уже три часа, но за все это время из парадного никто не выходил. Никто из спутников Хауссера не произносил ни слова. Все трое умели терпеливо ждать, когда проводили слежку.
Через полчаса улица начала оживать. Мимо торопливо засновали прохожие, отправляющиеся на работу, в конце улицы показался мусоровоз. Хауссер поглядывал на громоздкую машину, которая понемногу приближалась к дому девять и скоро должна была загородить ворота.
– Надо было припарковаться поближе, – сказал Мюллер. – Может, мне пойти и сказать им, чтобы проезжали?
– Незачем
Понимаешь?
