я! – запел Саша молодым петушком.
– Да ты, ты… – поддразнила его Катя. – Вон есть они быть. Есть к ним навстречу ходить и все узнать.
Как утопающий, Сашка ухватился за спасительную соломинку:
– А что подумают люди, если мы с тобой надолго исчезнем?
– А им на нас есть всем наплевать. Кроме себя, рюмки и сидящего напротив соседа или соседки, они есть ничего не замечать.
Катя оказалась права. Их исчезновения никто не заметил. И Пауль ничего происходящего вокруг него не замечал. Его взгляд безнадежно тонул и утопал в подернутых печальной поволокой глазах еще очень молодой женщины, но уже успевшей, как он смог заметить, так много пережить и прочувствовать. Взгляд его тонул, опускался все ниже на дно и, по всей видимости, выбираться на поверхность и не собирался.
Тонул, когда они сидели за столиком. Тонул, когда они танцевали. И снова утопал, когда Зоя неотрывно смотрела на Пауля, внимательно слушая то, что он рассказывал ей о себе.
И снова они танцевали. Она доверчиво склонила голову на его плечо, все думая о чем-то своем. И он чувствовал, как какая-то волна то отдаляла эту женщину от него, то вновь приближала к нему.
А Зоя с горечью думала о том, как все сложно и непросто в их мире устроено. Они стремятся, стремятся изо всех сил к одному, а когда вот оно в их руках, то оказывается, что все это одна пустая суета. А вот самое главное в жизни упущено. Где-то она его упустила.
Увлеклась одна баба внешними атрибутами кажущегося семейного благополучия. Все, все у нее, казалось, было. Муж-красавец, успешный руководящий работник. Прекрасная работа. И сама она стремительно продвигалась вверх по служебной лестнице. Но напрочь отсутствовала любовь, без которой, выходит-то, все это, собственно, и не к чему.
Не было детей. Вернее, сын-то у нее имелся. И в то же время его, будто бы и не было. Живет ее кровинка в чужой семье. Другая женщина слышит от него по вечерам: «Спокойной ночи, мамочка!». И, увы, не ей говорит он каждый день: «С добрым утром, мамочка!».
Поддалась она в свое время на горячие уговоры Сабурова, своего партийного босса. Послушно родила им ребенка, отдала свою родную кровинку в чужую семью…
Конечно, виделась она с мальчиком довольно часто, и называл он ее мамой Зоей. Но, увы, не она укладывала мальчика в постельку, и не она рассказывала ему на ночь сказку. Зоя иногда сама поражалась тому, как смогли ее уговорить пойти на то, чтобы взять и отдать собственного ребенка на воспитание другим людям.
Но она верила отцу мальчика, доверяла ему и согласилась с ним, что для их сына так будет лучше. Всем стало славно, но только не ей.
И опять она сама по кругу во всем виновата. Роди она еще одного, и боль постепенно стихла бы, пригладилась, мягко отодвинутая в сторону, заслоненная возможностью изливать свою материнскую любовь кому-то другому. Но она по своей собственной глупости решилась избавиться от будущего ребенка, и за этим неотвратимо последовало наказание.
Вердикт врачей
