тонули турок и иудей, то которого нужно спасать первым?
Он засмеялся, окинув всех веселым взглядом, и затянул:
У меня гортань устала.
Лучше, братцы, отдохнуть.
Отдохнуть, да пососнуть,
Так, так душенька сказала…
– Да вот он, ваш инспектор, – сказал Иванчук. Бахус подтянулся и быстро исчез. По лестнице из машинного отделения спускался, похлопывая себя хлыстиком, осанистый мужчина, с жирным, осевшим складками, лицом. Он поздоровался с главными гостями так, как здороваются на сцене актеры, встречаясь с давно пропавшими без вести друзьями: склонял голову набок, на расстоянии, не выпуская хлыстика, хватал руки знакомых повыше локтей и при этом говорил изумленно радостным тоном: «Ба, кого я вижу!» или: «Сколько лет, сколько зим!» Это он говорил даже тем гостям, которых видел накануне. Впрочем, с людьми малозначительными, как Штааль, инспектор труппы поздоровался гораздо сдержанней, а Наскова даже вовсе не узнал. Особенно любезно он встретил Иванчука.
«Экая противная фигура, – подумал Штааль. – Так и хочется в морду дать… И никто, кроме актеров, не говорит “ба”!»
Иванчук фамильярно охватил за талию инспектора и отвел его к сцене.
– Вы, батюшка, как, Настенькой довольны? – спросил он вполголоса.
– Степановой? – переспросил инспектор. – Старательная девица. Она нынче в хоре нимф.
– Да, я знаю. Правда, отличнейший талант?
– Ничего, ничего.
– Только ход ей давайте… А зефиры к ней не пристают?
– Попробовали бы приставать! С зефирами разговор короткий. Будьте совершенно спокойны.
– Ну спасибо, – сказал Иванчук, горячо пожимая ему руку. – Граф Петр Алексеевич очень доволен вашей труппой.
– Стараюсь, как могу. Просто жалость, что у нас на русские спектакли так смотрят… Ей-Богу, играем не хуже французов.
– Она где сейчас, Настенька? В большой фигурантской? Так я туда пройду?
– Другим не разрешил бы, а вам… Только к нимфам, пожалуйста, не заходите. Не от меня учинено запрещенье. Велите служительнице вызвать.
Иванчук кивнул головой, поднялся, немного волнуясь, по лестнице к фигурантской и приказал вызвать Анастасию Степанову. Через минуту в дверях общей уборной появилась с испуганным видом Настенька в костюме нимфы. За ней показались сквозь полуоткрытую дверь две женские головы и скрылись. Послышался смех.
– Ах, это вы? – сказала Настенька, улыбаясь и прислушиваясь к тому, что говорилось в уборной.
– Ты, а не вы, – поправил Иванчук, восторженно на нее глядя. – Я привез тебе конфет.
– Ну, зачем вы это? Благодарствуйте…
Иванчук вынул из кармана маленькую плоскую коробочку.
– Нарочно взял маленькую, незачем, чтоб болтали. Самые лучшие конфеты, по полтора рубли фунт.
Иванчук знал, что так говорить не следует, но не мог удержаться: с Настенькой ему хотелось разговаривать иначе, чем со всеми.
– Благодарствуйте,
