весьма непокоен и его империю мучают кошмары. Никаким обаянием нельзя было загладить то впечатление, что произвел на всех этот бунт… Солдаты «государевой роты» Семеновского полка требовали всего-навсего облегчения службы, замены жестокого командира более милосердным… Вырвавшись из казарм, солдаты даже не взяли с собой оружия и послушно сами направились в крепость под арест… Но вслед за ними восстал весь полк.
Втайне император был рад поводу уничтожить старый Семеновский. Уж слишком много недоброй памяти накопилось в нем. Ее следовало стереть.
Семеновский полк был расформирован. Нескольких офицеров, в том числе и полкового командира, отдали под суд, солдат и офицеров перевели в другие, в основном провинциальные, полки. А в казармах на Фонтанке появились новые офицеры и солдаты. Они надели старую форму и, созерцая гвардейский парад, похожий более на театральное представление, император мог отныне не тревожить свою больную память: полк остался на месте, но он был уже другим, не тем самым полком, что стоял в карауле в Михайловском замке в роковую ночь, не тем, что подставили под ядра на Бородинском поле…
Он был новым.
2
Форменный сюртук Полтавского пехотного полка, на плечах – тяжелые эполеты штаб-офицера. Чин немалый, новые возможности. Только вот в отставку и отпуск пускать не велено… «Но это не надолго», – думал Сергей, – «Государь отходчив. Я ни в чем не виноват…»
Жарко. Липкий пот заливает ворот рубахи, лоб и глаза.
– Скажи, любезный, – обратился он к проходящему мимо солдату, – где дом господина полковника Тизенгаузена?
Солдат остановился, вылупил глаза на незнакомого штаб-офицера в родном полтавском мундире. Сергей повторил вопрос.
– Виноват, ваше высокоблагородие… Нынче воскресенье, дома они… беспокоить не велят.
– Где дом найти?
– Так вот он.
Солдат махнул рукой в сторону соседней хаты. Сергей вышел из кибитки, кивнул солдату:
– Спасибо.
Покосившиеся рамы в окнах, ветхая дверь, продавленное сотнями ног крыльцо. Со двора доносился запах нечистот.
«Бежать, бежать отсюда! Но куда? Некуда…»
Сергей постучался, дверь открыл денщик.
– Доложи… подполковник Муравьев… из Петербурга переведен. Явиться желает.
Денщик кивнул, скрылся за дверью, и через пару минут высунулся опять.
– Господин полковник просят, ваше сковородие…
Сергей вошел в маленькие сени, оттуда – в комнату. Убогая обстановка: соломенные коврики на полу, деревянный шкаф с запыленными книгами, паутина по углам, заваленный бумагами неструганый стол, такие же стулья. Окна по случаю жары открыты настежь. На стене – засиженные мухами гравюры «Переход французских войск через Неман июня 12 1812 года», «Молебствие союзных войск в Париже в день Воскресения Господня». Сергей знал эти гравюры, в Петербурге они продавались задорого, по двадцати пяти рублей, и были весьма популярны года три тому назад.
Тизенгаузен
