мастер знает, когда следует нарушать правила. Потому что – чувствует и чувствует правильно. Потому что – мастер.
Еще о повторах: не звуковых, а словесных. О том, что если дважды – тавтология, а если четырежды – уже прием, усиление. Повторы – это еще один внутренний ритм текста. «Я убью тебя! Как же я тебя убью! Как же я буду тебя убивать! Убивать медленно, с наслаждением, чтобы ты прочувствовал, как я тебя буду убивать…» Это – самая общая схема. Замените «убить» на «любить» или на «есть», или на «играть»… Совершенно не важно. Ритм останется тем же. Ритм, так же как интонация, и есть «музыкальные» свойства языка. Они непременно сопровождают сильный образ, сцеплены с ним. И наоборот. Если язык фразы – громоздкий и блеклый, то успех ее так же маловероятен, как острый слух белой кошки с голубыми глазами.
А сейчас – небольшое отступление. К истокам. Письменности.
Письменность как таковая, возникла вовсе не для записи долгов и учета налогов, хотя большинство дошедших до нас древних артефактов именно таковы. Есть обоснованное мнение, что письменность создавалось в первую очередь как сакральный инструмент. Например, для фиксации имен умерших. Более того, я склонен предполагать, что некоторые языки целиком создавались для сакральных целей.» Например санскрит или древнееврейский. А вот латынь – инструмент другого рода. Инструмент универсальный. Другого языка и не могло быть у Великого Рима, империи, для которой Средиземное море было внутренним, а все включенные в систему культуры, варварские (отмечу, что варварские – суть чужие для Рима, иноязычные) становились частью РИМСКОГО МИРА. И, как для империи нормально включать в себя иные народы, не уничтожая их, а лишь дополняя себя их самобытностью, так и для настоящего имперского языка, к коим я рискну отнести и нынешний русский, свойственно ассимилировать чужое, делая его своим. Примерно так город, расширяясь, включает в себя пригороды. И, замечу, по сей день заимствованные из других языков словечки филологи называют варваризмами, хотя я бы не назвал варварами, например, современных французов.
Итак, язык – неотъемлимая часть культуры. По языку, речи, мы опознаем человека: его социальную, «архитипическую» принадлежность. Речь – это второй уровень поговорки «встречают по одежке». Опознание речи – часть системы распознавания «свой-чужой». Это применимо ко всем людям. В том числе и к писателям. Но писателю, помимо общесоциального формата, присущ еще и стиль. И стиль, так же как Дар, является частью самого автора. Стиль можно развивать, оттачивать, совершенствовать… Но изменить авторский стиль невозможно. Авторский стиль, изменить можно только одним способом: изменив самого автора.
А вот стилистику текста автор может задавать сам. Это довольно просто. Достаточно, например, перейти с повествования от первого лица к третьему, и стилистика тут же изменится. Это как походка. По походке мы часто узнаем человека на достаточно большом расстоянии, не видя лица, в незнакомой одежде. Походка – тоже стиль. И ее можно менять в соответствии с задачей:
