нужную сторону.
В госпитале с большим трудом восстановили подвижность суставов. «Какое-то время движения будут скованны, – предупредили Раймонда, – локоть еще поболит. Но как можно больше двигайте рукой, развивайте мышцы. Только берегите локоть от ударов». Он и берег, а сейчас, на такой дороге, тем более.
В сотне футов ниже шоссе сверкал горный поток, прыгая с одетых пеной скал, чтобы исчезнуть, наполнив каньон грохотом, и словно посылал сияющие улыбки нависшим над ним скалам.
Дорога прошла через подвесной мост и начала крутой подъем, уже по ту сторону каньона, к поросшему соснами плато. Дальше, левее, пылающее солнце Калифорнии превращало гранит в сверкающий хрусталь, отчего тени под горами казались разлитыми чернилами.
Дорога петляла по плато, где стройные сосны одуряюще дышали смолой. Правее, в долине, жаркое марево походило на расплавленную бронзу, выплеснутую в кремово-розовую опоку из высохших берегов.
– Устали? – спросил Гарлей.
– Нет. Немного обеспокоена, и только.
Впереди возник новый поворот, и разговор прервался сам собой. Затем, на коротком участке прямой дороги, Адели удалось взглянуть на Раймонда.
– А вот вы устали, – заметила она. – Чуть ли не в первый день возвращения из госпиталя я потащила вас в папин домик… А перед этим вы еще беседовали в клубе!
Гарлей спокойно ответил:
– Нет, я совсем не устал. Наоборот. Понимаете, я почти забыл, что на земле существуют такие вот места, теперь будто рождаюсь заново.
– А беседа в клубе… утомила вас?
– Меня – нет. Вот слушателей…
Он рассмеялся, стараясь поменьше отвлекать девушку.
– Гарлей, вы прекрасно поняли, что я имела в виду.
– Понял, понял…
– Что же вы рассказывали?
– Ничего из того, чего они ожидали. Я поведал им о войне как о тяжелой работе, без фанфар и оркестров…
Через некоторое время Адель внезапно спросила:
– Вы собираетесь работать у моего отца?
– Он звонил и сказал, чтобы я заглянул к нему, когда будет время. У него ощущение, будто я не знаю, чем заняться.
– Ему нужен человек вроде вас, кому он мог бы довериться… Не такой, как…
– Джек Хардисти, да?.. Разве так ничего хорошего и не вышло?
– Не будем на эту тему, – резко сказала девушка. И добавила мягче: – Конечно, ничего хорошего получиться и не могло, но мне бы не хотелось это обсуждать.
– О’кей.
Адель Блейн искоса взглянула на спутника. Безразличие в его голосе было ей в новинку. Еще год назад она разбиралась во всех его настроениях, а сейчас он ее удивлял. Словно они смотрели в разные концы телескопа: все важное для нее казалось ему незаметными пустяками.
Начался новый обрывистый каньон. На вершине подъема Адель резко свернула влево и повела машину дальше, где на вершине треугольника плато примостился домик, такой же естественный здесь, как любая сосна.
Одноэтажное строение с широким порталом, протянувшимся вдоль всего фасада, – цель пути. Балюстрада сделана из тонких ошкуренных бревен. Стены сложены из более прочного материала, но солнце и ветер состарили его и придали ему коричневато-зеленые цвета, так гармонирующие с общим тоном вокруг.
– Ничего? – спросила Адель.
Гарлей равнодушно кивнул, а девушка вдруг испугалась, что ему скучно, но сразу уловила выражение его глаз.
– Я много думал о таком месте, – медленно сказал он. – Это, как мне кажется, олицетворение спокойствия, единственно нужное человеку… Дефицит в наши дни… Долго мы тут пробудем?
– Не очень.
– Я могу быть чем-нибудь полезен?
– Нет, нет, всякие домашние дела… А вы побудьте на солнышке и отдыхайте.
Адель наблюдала, как гость вылезает из машины, оберегая локоть.
– Не заблудитесь? В ручье вкусная вода… Освежитесь.
Она вошла в хижину, открыла все окна, чтобы проветрить помещение.
Гарлей нашел ключ с хрустальной водой. Тут же висел ковшик, высеченный из гранита.
Напившись, он побрел к залитому солнцем кусочку плато у подножия скалы. Оттуда был виден через каньон пологий откос, уже заполняющийся пурпурными тенями заката. Стояло полное безветрие, даже сосны не шептались. Окружающие горы поражали переходами цветов всех оттенков, взрываясь кое-где остроконечными зубцами.
Гарлей сделал себе подушку из сосновых игл и,
