тот без тени смущения на лице.
Хольц счёл за лучшее не углубляться в щекотливую тему.
Наконец они сели в «тойоту», и Роман, занявший водительское кресло, завёл двигатель. Ехали долго – почти два часа. Шоссейное покрытие было ужасным, машину то и дело подбрасывало на колдобинах, но Дэвид, проживший больше трёх лет в Петербурге, этому уже не удивлялся. Поразило его другое. Они могли ехать и десять минут, и двадцать, и тридцать, и сорок и даже час, но вдоль дороги стеной стоял совершенно дикий «дремучий» лес, и нигде не было видно жилья или хотя бы следов человеческого присутствия. В Америке, разумеется, тоже имелись места, где можно ехать часами, не встретив ни дома, ни бензоколонки, но это было вдали от мегаполисов, а здесь, всего в каких-то полтораста милях от крупнейшего города России, такая глушь!
По пути Рита Лани ввела Дэвида в курс происходящих событий. Картина вырисовывалась следующая. Давным-давно, когда между биармами и русскими ещё не было существенных разногласий, в Алонце появилась частная газета «Летопись Биармии». Почему в Алонце, а не в Белогороде? Потому что с началом приватизации государственной собственности именно в Алонце разорился и был выставлен на ваучерный аукцион издательско-типографский комбинат «Рабочее слово», который и приобрели местные предприниматели, решившие переориентировать производство на изготовление обоев. С тех пор утекло много воды, комбинат переходил из рук в руки, несколько раз объявлялся банкротом, пока его наконец не приобрёл белогородский бизнесмен, покровительствующий Фронту национального возрождения Биармии.
Газета «Летописи Биармии» не считалась официальным печатным органом Фронта, однако, как понял Хольц, в публикуемых материалах выражалось определённое сочувствие движению за независимость новоиспечённой республики. В результате, когда отношения между Алонцом и Белогородом из вялотекущего противостояния переросли в острый политический конфликт, газета оказалась в самом центре схватки – жители Алонца стали воспринимать издательство как форпост врага на своей территории, и редкий день для сотрудников редакции обходился без конфликтов с населением. В конце концов мэрия надумала закрыть издательство и газету под предлогом нарушения Закона о средствах массовой информации. Мол, «Летописи» разжигает межнациональную рознь и призывает к свержению существующей власти. Владельцу издания дали месяц на ликвидацию предприятия, он подал на мэрию в суд, дело там завязло, а срок истекает через неделю. Были уже провокации. Один сотрудник газеты сильно избит и лежит в больнице. Неизвестные хулиганы сожгли два газетных киоска. Грузовик с тиражом последнего номера арестован и находится на штрафной стоянке ГИБДД.
– В общем, становится горячо, – призналась Рита. – Потому мы вас и пригласили. Мир должен узнать о том, что в Алонце нарушаются базовые положения конституции. О свободе слова я уж не говорю: у нас все давно забыли, что это такое.
– Понимаю, – кивнул Дэвид.
Он и сам почувствовал запах жареного и понял, что из всего этого можно вытянуть отличный репортаж.
