к работе не все коллеги приветствовали. У нас же принцип: поменьше работы, побольше зарплата. А так как она была еще и справедлива, это не всем нравилось, не совсем вписывалось в коллективе, скажем так, в обывательское отношение к повседневной жизни.
И, конечно, далеко не всем в педагогическом коллективе нравилось, когда она говорила правду в глаза (фронтовая закалка).
Среди коллег были, конечно, недоброжелатели, которые говорили всякие гадости о ней, как о фронтовичке.
Мы тогда не все понимали, о чем шла речь. Но с возрастом начинаешь осознавать всю глубину пошлости и низости тех, кто бросал в глаза, чаще за глаза, обвинения в том, что женщины на фронте не только воевали.
Уже будучи взрослыми и самостоятельным людьми, мы, ее бывшие воспитанники, по мере возможности поддерживали с ней связь.
Припоминаю последний визит к нашей любимой учительнице. Она уже не вставала с постели, полностью потеряла зрение, но, что удивительно, узнавала нас по голосам. Тронуло до слез, когда она сказала: «Ваня, ты?».
При всей своей физической немощности, она сохранила ясность ума и поразительную память. Предполагая свой близкий уход в мир иной, рассказывала многое о своей жизни, любви, войне. Давала нам по старой памяти напутствия и рекомендации по смыслу жизни, оберегая нас от неблаговидных, непорядочных поступков и действий. Оно и понятно, мы для нее как были дети, так ими и остались.
После смерти Зинаиды Прокофьевны мы, воспитанники, проводили, кто мог, в последний путь дорогого нам человека. Собрали деньги на памятник, и осталась жива в нас светлая память о человеке с большой буквы.
Часто задумываясь о смысле жизни, приходит мысль о том, что одной из составляющих этого смысла есть желание оставить после себя память. И не просто память, а светлую память в сердцах знающих, помнящих тебя людей.
И еще напрашивается один вывод. Каким бы хорошим человеком ты ни был, не факт, что тебя все будут любить, тем более понимать.
7
Так мы жили, учились, дружили, ссорились, занимались спортом, участвовали в соревнованиях школы, района, города.
В восьмом классе, в моей маленькой еще жизни, я совершил первый в жизни проступок (и это еще слабо сказано), который я не могу забыть и простить себе. Я дружил с девочкой из параллельного класса Аней Ермак.
Дружба, собственно, началась из игры в ручеек. Была в наше время такая игра. Сейчас так не играют, думаю. Если бы кто предложил в нынешней школе в эту игру поиграть, его подняли бы на смех. Во время игры я выбрал Аню, собственно, с этого все и началось.
«Жених и невеста…», ну и далее по тексту. Детская молва, ну, как бы обязала нас дружить.
Дружба была настолько чистой и непорочной, что мы даже за руку стеснялись взять друг друга, не говоря уж о том, чтобы приобнять друг друга, или, страшно подумать, поцеловаться.
Дружба – это полчаса прогулки возле общежития перед отбоем. Вот, собственно, и вся
