всезнайству московских студентов.
Вслед за студентами он вернулся внутрь. Из отданного им красного уголка слышалась гитара. Он пристроился недалеко от входа.
Которое лето пылают станицы,
Нас благословляет Россия – страна.
Не падайте духом поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня, – пел гитарист, блестя шариками чёрных глаз. Рядом с гитаристом вращал стриженой головой здоровенный детина в тельняшке – из команды «Волочаевска». Лбом он едва не упирался в деку гитары. От переполнявших чувств детина скрипел зубами.
Гитарист раскурил потухшую сигарету, подкрутил винты, взял на пробу два – три аккорда. Затянулся ещё раз, аккуратно положил окурок и начал свою коронную:
Ни страны, ни погоста,
Не хочу выбирать,
На Васильевский остров,
Я вернусь умирать…
Голова детины насторожённо замерла.
Свой фасад тёмно – синий
И впотьмах я найду.
Среди замерших линий
На асфальт упаду.
Фигура в тельняшке вдруг распрямилась, став громадной, и пошла, не разбирая дороги, наталкиваясь на одного, на другого.
– Я питерянин! Я не питерский, я питерянин! – вопил он сквозь пьяные всхлипы, брызгал слюной.
…Словно девочки – сёстры
Из непрожитых лет,
Убегая на остров,
Машут мальчикам вслед,
Машут – машут им вслед.
– Витя! – позвал женский голос. Он не сразу догадался, что зовут его. – Витя!
Он узнал симпатичную повариху и удивился, что она обращается к нему. До этого он ни разу не разговаривал с ней, и никогда не решился бы заговорить первым. Только издали, исподтишка, смотрел на неё, когда был уверен, что она не заметит. Кольцо на правой руке делало её вообще недосягаемой.
– Ты ведь не ужинал? – спросила она.
– Д-да, то есть нет… – заторопился он, смутившись собственного многословия. При мысли о пище, желудок задёргался в голодных конвульсиях.
– Пошли! – приказала повариха, и первая пошла к выходу. Качка не мешала ей идти уверенно. Свободная вязаная кофта на плечах, джинсы, белые носочки, тапочки – шлёпанцы с помпончиками делали её изящной и домашней. Она провела его прямо на камбуз.
Он торопливо глотал рыбный суп, не смея поднять глаза на женщину, с готовностью добавлявшей ему очередную треть половника, потому что качка не позволяла налить полную тарелку сразу. Молчать было неловко, казалось, неблагодарно, в то время, как всё его сердце переполняла благодарность. Подав ему второе, она закурила. Задумчиво смотрела в тёмный, с потёками снаружи иллюминатор.
Он не удержался, повернул голову в её сторону. Женщина с готовностью спросила:
– Ещё?
– Не – е, спасибо! – замотал он головой, угнувшись над тарелкой.
Сквозь
