Только что вы валялись у моих ног, вы просили у меня, как милостыни, немного любви…
– Ну, и что же? – спросил Баррас, сердце которого затрепетало надеждой.
– Ну, и вот что: красота, душа, тело – все ваше, если вы сможете это заслужить!
Баррас почувствовал, что страсть потрясла его со всей силой. Эта жертва со стороны Елены была для него совершенно неожиданной после иронического отказа.
– Чего хотите вы? – вскричал он, пожираемый нетерпением.
Побледнев в лице и судорожно выпрямившись, она ответила ему:
– Здесь сейчас был человек, который нас подслушивал… Он не мог уйти далеко… Приведите мне его, Баррас, немедленно!.. Чтоб он стоял пред моими глазами… Чтоб я могла видеть его лицо и потом…
Невозможно описать, как ненависть исказила черты Елены в ту минуту, когда она представляла себе этого незнакомца в своих руках.
– Ну, что же потом? – спросил с беспокойством Баррас.
– И потом, – закончила Елена, – если вы это сделаете… я буду ваша.
Баррас бросился из комнаты с криками радости.
Минуту спустя все слуги во дворце бросились на поиски. Посты гвардии, охранявшей безопасность членов Директории, выслали патруль во все концы сада. За оградой его обходили дозорные, чтобы схватить беглеца, коль скоро он попытался бы перелезть через стену, окружавшую сад. Во мраке ночи засияли факелы.
В один миг весь дворец был на ногах. Всех взволновало известие о каком-то негодяе, прокравшемся в Люксембург, чтобы совершить покушение на Барраса. Говорили, что директор боролся с этим мерзавцем, и что преступник, видя свою неудачу, решился бежать через сад.
Не произнося ни слова, с мрачным лицом Елена смотрела в окно залы на суетливые поиски.
Но что же сталось с Кожолем, которого оцепили, словно вора?
Граф слышал до конца разговор между Еленой и Баррасом. Когда прозвучали слова о смерти бежавшего с бала молодого человека, волнение Елены убедило Пьера в истине, в которой он желал бы ошибаться, – он занял место Ивона.
– Ну, что же я сделал, что я сделал? – спрашивал он себя с горечью.
Он еще продолжал смотреть в замочную скважину, видел, как лицо молодой женщины судорожно менялось при мысли, что кто-нибудь другой, а не Бералек был виновником сцены в будуаре.
«Ах! – подумал Кожоль. – Кажется, мне нельзя оставаться здесь дольше».
В ту минуту, когда Елена вошла в комнату, граф Кожоль уже скрылся.
Но Пьер, в ком любопытство не уступало смелости, был неспособен к быстрому трусливому бегству. Ступив уже на маленькую лестницу в сад, он снова остановился, чтобы подслушать окончание разговора между кипящей ненавистью женщиной и директором, – разговор, происходивший уже совершенно в другом тоне.
«Тьфу, дьявольщина! Восхитительная Елена пылает бешеным желанием видеть меня воочию. Она готова купить это дорогой ценой!» – думал Кожоль. Он слышал,
