подозвал одного, почесал за ушами, – кот замурлыкал, подняв толстый хвост, потерся боком об ноги мальчика.
Хельги чуть поотстал от друзей, свернул к камням, к густым кустам вереска. Шел нарочито медленно, знал – кому надо, заметит…
Уселся на плоский камень, прислушался, услыхав звук чьих-то легких шагов. Чьих-то?
– Сельма! – Вскочив, Хельги схватил девушку за руки. – Ты сегодня такая красивая!
– Только сегодня?
– Ну, нет… и вообще…
Сельма рассмеялась, в темно-голубых бездонных глазах ее сверкали кусочки солнца.
– Жаль, что ты не можешь остаться. – Вздохнул Хельги.
– Отец велел возвратиться к вечеру. – Грустно улыбнулась Сельма. – Да и разве могли бы мы с тобой вместе гулять здесь, на виду у всего Бильрест-фьорда?
Ничего не ответил Хельги, только кивнул. Права была Сельма, абсолютно права. Даже провожать ее до лодки – и то не должен был Хельги, тем более, делать что-то большее. Даже то, что они сидели сейчас вместе на камне – и то было чревато последствиями, такие времена были, такие обычаи.
– Ну, мне пора, Хельги. – Сельма поднялась на ноги. – Прощай.
– Прощай, – прошептал Хельги. Потом не выдержал, у самых кустов нагнал девчонку, обнял, поцеловал…
– Хватит, хватит… – Слабо сопротивлялась та. – Вдруг, увидит кто?
Она побежала к лодке – легкая, словно воздушная, в развевающемся на ветру сарафане.
– Сельма… – глядя ей вслед, еле слышно шептал Хельги. – Любимая…
Глава 10
Конхобар ирландец
Норн приговор У мыса узнаешь И жребий глупца; В бурю ты станешь Грести осторожно…
Устье Бильрест-фьорда закрывали два скалистых острова, торчавшие, словно клыки в пасти волка: угрожающе, надменно, незыблемо. Огромные волны – светловато-зеленые, темно-голубые, палевые – гонимые ветром, яростно пенясь, налетали на острова, рассыпаясь белыми шипучими брызгами, терзая непокорную сушу своими шершавыми языками. Одна за одной, никогда не успокаиваясь, волны – дочери морского великана Эгира – шли напролом, подтачивая, казалось бы, нерушимые скалы, время от времени со страшным грохотом обрушивающиеся в пучину. Горе тому кораблю, чей кормчий не знал фарватера! Не одна ладья нашла свой последний приют на острых обломках скал, скрытых от глаз коварным прибоем. Оба островка – названные в честь морских дев: Раун – Всплеск и Дребна – Бурун – были необитаемы, и даже сами жители Радужного залива посещали их не так уж и часто, хоть и хватало на тамошних скалах птичьих гнезд, полных вкусных яиц, да только добраться до островов было не так-то просто. Впрочем, находились иногда смельчаки, особенно среди молодежи.
Стояло ясное майское утро, довольно позднее, туман уже почти исчез, оставив последние парящиеся
