сын. Только все одно по-моему вышло. Оттого я с легким сердцем от звания грядущего князя отказался. К чему власть, если рядом любимой нет? Вот и я говорю – ни к чему.
И пусть не отпускают меня пока со Старокиевской горы. В крепи держат. Стерегут, пока Ольга с сыном в Нов-город ушли, а Свенельд на Руси порядок наводит. Только терпеливый я. Знаю, что придет день и увижу ее снова. А в разлуке любовь наша только сильнее станет.
Так и сидел я в шорне на кожах. Дарену укачивал, точно дитятю. А она совсем успокоилась, придремала даже.
– Оставь ее! – выдернул меня из дум окрик.
Я и сказать ничего не успел. Почувствовал, как чья-то крепкая рука меня за шкирку схватила. Рванула так, что я, словно кутенок, вверх тормашками полетел. Успел заметить, что Дарена так и не проснулась. Вот и ладно. Ее тревожить не будем. А с обидчиком поквитаемся.
Ладонь под щеку подставил, чтоб о землю не дерануло. Кутырнулся через плечо. Чую – рука обидчика с ворота сорвалась. На ноги вскочил. Собрался сдачи дать. Только не сумел. Он проворней оказался. В горло вцепился, к стене прижал. А хватка у него крепкая, как клешня у рака. Придавил в ремни да уздечки, что на стене висели. Если бы не они – затылок бы о бревна разбил.
– Убью! – супротивник змеюкой зашипел.
Только тут я понял, кто на меня набросился. Мотнул головой. Из ремней выпростался, смотрю – Свенельд. Вернулся, значит.
– Дурак! – хриплю. – Отпусти! Девку разбудишь… Опять кричать станет… – а у самого в глазах темнеет.
– Ты чего ее облапил? – не унимается варяг. – Думаешь, что если убогая она, так с ней непотребства творить можно?
– Не лапал я ее… – силы меня оставлять стали. – Успокоить хотел… отпусти.
Он на меня взглянул недоверчиво, но с горла руку убрал. Я по стене тряпкой сполз. На четвереньки опустился. Тошнота накатила, вот-вот выворачивать начнет.
Ртом воздух хватаю.
Отдышаться никак не могу.
– Она вороньего грая испугалась, – я головой помотал, чтоб скорее в себя прийти. – А ты дурное подумал…
– Ладно, – Свенельд рукой махнул. – Не разобрался я.
Он нагнулся над спящей Дареной, ладонью по волосам растрепанным нежно провел. Девка что-то забуробила во сне, а потом улыбнулась вдруг. На бок повернулась. Культю под голову подсунула. Спит.
Тут и я в себя пришел. С пола поднялся. Вздохнул глубоко. В нос привычный запах кожи, конского пота и навоза ударил.
Живой…
– Прости, Добрынка, за то, что набросился на тебя, – варяг на меня глаза поднял, а в них веры нет.
Я в ответ головой кивнул.
– Что? – говорю. – Жалко тебе ее?
– Жалко, – тихо ответил Свенельд. – Пускай спит, – он нехотя от Дарены оторвался.
– Пойдем, – говорит. – Мешать
