всеми доступными ей средствами выигрывать время в ожидании того, как на помощь придет революционное движение Запада. Германский империализм находится еще в свирепой схватке с милитаризмом английским и американским. Только поэтому возможно заключение мира между Россией и Германией. Нужно это состояние использовать. Благо революции – высший закон! Нужно принять мир, который мы не в силах отклонить, нужно обеспечить себе передышку, использовать ее для напряженной работы внутри страны и, в частности, для создания армии.[130]
На съезде коммунистической партии, как и на IV Съезде Советов, победу одержали сторонники заключения мира. К ним присоединились многие из тех, кто в январе считал невозможным подписать Брест-Литовский договор. «Тогда, – говорили они, – наше подписание было бы понято английскими и французскими рабочими, как жалкая капитуляция без попытки борьбы. Даже подлые инсинуации англо-французских шовинистов о закулисной сделке Советской власти с немцами могли бы при этих условиях встретить доверие в некоторых кругах западно-европейских рабочих. После того как мы отказались подписать договор, после нового немецкого наступления, после попытки нашей дать ему отпор, после того как наша военная слабость с ужасающей несомненностью обнаружилась перед всем миром, никто не посмеет нам бросить упрека в сдаче без боя».[131] Брест-Литовский договор второго усугубленного издания был подписан и ратификован.
Л. Троцкий. НИ ПЯДИ ЗЕМЛИ БЕЗ БОЯ!
(Обращение к трудовому населению){5}
Русский народ хотел и хочет мира. Рабочие и крестьяне, истощенные войной, дали в дни Октябрьской революции своей Советской власти строгий наказ: добиться мира. Выполняя наказ трудящегося народа, Советская власть открыто и решительно вступила на путь мирных переговоров.
Германское правительство, пользуясь временной слабостью страны, разоренной и расстроенной имущими классами, продиктовало нам небывало тяжкие условия мира. Советское правительство эти тяжкие условия подписало. Более того: озабоченное сохранением мира для истощенных рабочих и крестьян, Советское правительство считало и считает своим долгом строжайше соблюдать столь тяжкие для нас условия Брест-Литовского договора. Однако, было бы величайшей ошибкой утверждать, будто сохранение мира действительно обеспечено. Нет, рабочие и крестьяне! В Германии есть могущественная партия, которая не удовлетворена даже Брест-Литовским миром и хочет новых и новых захватов, стремится к полному экономическому и политическому закабалению Российской Республики. Эта партия крайних империалистов воображает, что при помощи штыков можно держать в подчинении двухсотмиллионный народ. Эта партия захватчиков попирает условия Брест-Литовского договора, нарушает принятую обеими сторонами демаркационную линию и стремится во что бы то ни стало бросить германские войска на Петроград, на Москву, на Кавказ,
Решительные противники подписания мира – левые коммунисты – выставляли против него двоякого рода аргументы: аргументы общепринципиального характера и аргументы конкретные, исходившие из оценки внутреннего и международного положения. Доводы первого рода сводились к тому, что для социалистической революции недопустимы какие бы то ни было сделки с империалистами, что всякая такая сделка означает измену международному рабочему движению. «Никаких компромиссов, никаких соглашений!» – вот лозунг, который с большей или меньшей последовательностью проводили левые. Завоевавший власть пролетариат должен идти прямо к своей цели, – к построению коммунизма, – не оглядываясь ни на своих попутчиков (крестьянство), ни на своих врагов, не имея права идти на этом пути ни на какие уступки, ни на какие компромиссы ни внутри страны, ни вне ее. Для левых коммунистов партийная программа представляла из себя совокупность раз навсегда установленных принципов, никогда и ни при каких условиях не подлежащих пересмотру и ограничению. Взявши за основу при определенных условиях верный принцип недопустимости соглашений с империалистами, левые возводили его в абсолют, не понимая, что прямолинейное отстаивание его превращается в известных условиях в тормоз для развития революции и что, наоборот, в известных случаях при достаточно гибкой тактике формальный отказ от этого принципа может пойти на пользу пролетарской революции. В частности, например, в период Бреста такого рода незыблемым принципом левые считали принцип самоопределения наций. Раз – говорили они – подписание мира отдает в руки германского империализма Польшу, Латвию, то пусть лучше погибнет русская революция, но принципом самоопределения наций революционный пролетариат пожертвовать не может. Известно, как отвечал на это тов. Ленин:
«Что выше, – говорил он, – право наций на самоопределение или социализм? Социализм выше». Поэтому непозволительно «из-за нарушения права наций на самоопределение отдавать на съедение советскую социалистическую республику, подставлять ее под удары империализма в момент, когда империализм сильнее».
Исходя из своего основного положения, левые совершенно последовательно делали вывод о том, что всякое нарушение принципов есть оппортунизм, измена революционному марксизму, предательство по отношению к международному пролетариату, отклонение от пролетарской позиции, переход на точку зрения буржуазии. Поэтому и политика подписания мира, формально приносившая в жертву принцип самоопределения наций, представлялась им, как «переход с позиции революционного пролетариата на позицию деклассированного солдата» (Обращение «Ко всем членам партии»), как политика «партийных верхов, уклонившихся от пролетарской линии под влиянием страха перед разложившимися солдатскими массами» (ст. в «Коммунисте» от 5 марта), давала им основания утверждать, что устами сторонников этой позиции говорит «тот самый мешечник, против которого тов. Троцкий издает драконовские распоряжения» (ст. тов. Бухарина «Об оппортунистической фразе» – «Коммунист» от 5 марта). Вариации на тему о том, что подписание мира есть уклонение от пролетарской позиции, проходят через все писания левых коммунистов. Обращение «Ко всем членам партии», представлявшее собою платформу, с которой выступили левые коммунисты перед партийным съездом (прил. N 14), заканчивалось следующими словами: "Мы надеемся, что высший партийный орган – съезд – разрешит его (вопрос о мире.
Политика подписания мира представлялась для них, как измена международному пролетариату, «панический поворот в сторону от курса на европейскую революцию», желание сохранить власть за счет отказа от европейской революции, за счет перерождения в сторону национально-ограниченной мелкобуржуазной идеологии. Отсюда делался вывод, что лучше сдать власть, чем пойти на капитуляцию, ибо подписание мира все равно сохраняет лишь форму, вывеску, но фактически ликвидирует все завоевания революции, все внутреннее содержание Советской власти. В комментариях к резолюции находившегося в руках левых коммунистов Московского областного бюро (от 24 февраля) говорилось:
«В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Советской власти, становящейся теперь чисто формальной».
Другая группа доводов против подписания мира – доводы конкретного характера – исходила из неправильной оценки внутреннего и международного положения. Главными аргументами здесь было: 1) что мир с немцами будет означать «поглощение и подчинение нашей более слабо организованной страны организованным германским империализмом», при котором, конечно, ни о каком социалистическом строительстве речи быть не может; 2) что крестьянство, хотя и не желающее войны, можно будет повести на войну, как его повели на Октябрьскую революцию; 3) что мировой империализм уже заключил или неизбежно заключит союз против Советской Республики и сделает все, чтобы ее задушить, независимо от того, подпишет она мир или нет; и 4) что непреклонность российского пролетариата и его революционная война против германского империализма неизбежно приведет к европейской революции.
В отношении всех этих доводов жизнь полностью обнаружила неправоту левых коммунистов и правоту тов. Ленина, наперед доказавшего всю их несостоятельность (см., напр., его статью «О революционной фразе», прил. N 12 к наст. тому).
Тов. Ленин, исходя из основных положений, в корне отличавшихся от соображений отвлеченной морали и абстрактных принципов левых коммунистов, занял диаметрально противоположную позицию, охарактеризованную тов. Троцким в месте, к которому относится настоящее примечание. Впервые позиция тов. Ленина была им изложена в «Тезисах о мире», написанных 20/7 января. Впоследствии он неоднократно излагал свою точку зрения в полемике с левыми коммунистами. Основные мысли его тезисов заключались в следующем. Для выполнения основных задач социалистического строительства нам нужно продолжительное время, в течение которого мы должны иметь развязанные руки – известную передышку. С другой стороны, в Германии одержала верх военная партия, которая ни на какие уступки не пойдет. Поэтому нужно или принять ультиматум, или вести революционную войну. Войны мы вести не можем и вследствие общей разрухи и вследствие того, что крестьянство воевать не хочет. Поэтому мы будем терпеть поражение за поражением, результатом которых будет то, что не желающее войны крестьянство свергнет социалистическое правительство. Неверно, что, вступая в войну с немцами, мы разрушаем империализм. Мы все равно «не в состоянии вырваться из той или иной империалистической связи», ибо, оттягивая немецкие войска с Западного фронта, мы помогаем империалистам Антанты. В случае войны мы погибаем наверняка, в случае подписания мира есть много надежд на получение передышки. Сохранение социалистической республики, хотя бы и ценой тяжелых уступок, – лучшая помощь международному пролетариату. В этом главнейшая задача, ибо таким образом сохраняется от гибели уже завоевавший власть отряд международного пролетариата. «Пример социалистической Советской Республики в России будет стоять живым образом перед народами всех стран, и пропагандистское революционное действие этого образца будет гигантским».
В своих дальнейших выступлениях тов. Ленин исходил из этих же основных положений, разбивая все аргументы левых. Как аргументировали левые в защиту своей позиции и против позиции тов. Ленина, видно из прилагаемой (прил. N 12) ст. тов. Бухарина «Об оппортунистической фразе», написанной к VII съезду партии.
Следует отметить, что левые коммунисты расходились с линией партии далеко не только по вопросу о Брестском мире. Не было почти ни одного спорного вопроса, по которому левые не имели бы своего особого взгляда. Левый коммунизм, как довольно влиятельное в свое время течение в партии, представлял из себя целую систему взглядов, базировавшуюся на вышеуказанном неверном в своей основе принципе. Несомненно, находившиеся в плену мелкобуржуазной идеологии левые коммунисты, – «мелкобуржуазные революционеры», как их назвал тов. Ленин, – объективно приносили большой вред своими выступлениями, выступая подчас против таких решений партии, от которых зависело сохранение Советской власти, которое они, впрочем, считали менее важным, чем сохранение чистоты своих принципов. Левые выступали против решений партии по вопросам о привлечении специалистов, о хозяйственном строительстве, о единоличии и коллегиальности, о методах введения трудовой дисциплины, по вопросам военного строительства (привлечение военспецов, выборное начало) и т. д. В частности по последним вопросам большую борьбу приходилось выдерживать с левыми тов. Троцкому в качестве Наркомвоена (см. примечания 153, 154). Считая себя наиболее последовательными революционерами, левые не останавливались ни перед какими шагами, вплоть до раскола партии, действуя как совершенно оформившаяся фракция, выступавшая с самостоятельными платформами, имевшая собственные печатные органы (газета и журнал «Коммунист»), наконец, самостоятельно и против ЦК выступавшая с обращениями и ведшая агитацию в широких массах и советах (см. примечание 109).
На основании помещенного в «Коммунисте» (журнал и газета) списка сотрудников, можно выяснить состав основного ядра левых коммунистов. В него входили: Р. Абрамович, Аркадий, Н. Антонов-Лукин, Инесса Арманд, Барышников, Бокий, А. Бубнов, С. Бобинский, Н. Бухарин, М. Бронский, Бела-Кун, Д. Боголепов, М. Васильев-Саратовский, А. Выборгская, И. Вардин, В. Долецкий, Б. Зуль, А. Коллонтай, С. Кассиор, В. Куйбышев, Л. Крицман, Кузьмин, А. Оппоков-Ломов, Ю. Ленский, Н. Лукина-Бухарина, В. Максимовский, В. Осинский, М. Н. Покровский, Е. Преображенский, Г. Пятаков, С. Равич, К. Радек, М. Савельев, Т. Сапронов, Г. Сафаров, В. Смирнов, В. Сорин, Спунде, И. Стуков, А. Сольц, М. Урицкий, Т. Уншлихт, Усиевич, П. Штернберг, В. Яковлева, Ем. Ярославский.
Общая оценка основных принципиальных положений левых коммунистов дана была тов. Лениным несколько позже (в начале мая 1918 г.), – когда они выступили с общей критикой всей политики и тактики партии («Тезисы о текущем моменте», см. прил. N 15) в работе «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» (Ленин, Собр. соч., т. XV, стр. 255).
Тов. Троцкий имеет здесь в виду себя и стоявших на его точке зрения товарищей. Из текста, к которому относится настоящее примечание, видно, в каком отношении он расходился с тов. Лениным.
Не расходясь принципиально с позицией тов. Ленина, тов. Троцкий стоял на той точке зрения, что необходимо выждать еще некоторое время с подписанием мира. Расхождение между этими точками зрения заключалось лишь в вопросе о моменте подписания мира. Подтверждение этого мы находим в речи тов. Зиновьева на VII съезде партии, заявившего: «Никто голосованием не хотел сказать, что осуждается тактика делегации в целом. Автор резолюции, тов. Ленин, заявляет, что он стоит на том, что тактика, которую вела делегация, в общем и целом была правильной тактикой, которая была направлена к тому, чтобы поднимать массы на Западе, обнажать германский и австрийский империализм. Мы разошлись по вопросу о том, когда наступил критический момент, когда надо было ультиматум принять…» (стр. 148). Как известно, тов. Троцкий вовсе не считал недопустимым подписание хотя бы и империалистического мира в случае наступления немцев. Это явствует из результатов голосования в ЦК РКП 17 февраля. При голосовании вопроса: «если мы будем иметь, как факт, немецкое наступление, и революционного подъема в Германии и Австрии не наступит, заключаем ли мы мир?» получились следующие результаты: Бухарин, Ломов, Урицкий, Крестинский – воздержались; Иоффе голосовал против; за – голосовали сторонники точки зрения тов. Ленина и тов. Троцкий. Наконец, прямое указание на согласие тов. Троцкого подписать мир в случае наступления немцев мы находим в заключ. слове тов. Ленина на VII съезде: "между нами (у тов. Ленина с тов. Троцким.
«Было течение, которое считало невозможным военное сопротивление, но в то же время считало необходимым довести переговоры до открытого разрыва, до нового наступления Германии, так, чтобы капитулировать пришлось уже перед очевидным применением империалистской силы и вырвать тем самым почву из-под ног инсинуаций и подозрений, будто переговоры являются только прикрытием уже состоявшейся сделки».
Буржуазная пресса стран Антанты, а также русская соглашательская и буржуазная печать все время изображали мирные переговоры, как комедию с заранее распределенными ролями, которая разыгрывается для того, чтобы скрыть факт предварительного сговора с Гогенцоллерном. В свою очередь германские империалисты полагали, что большевики, втайне решив принять всякие условия, будут оказывать сопротивление только для видимости. Именно, исходя из этого, тов. Троцкий полагал, что необходимо оттягивать подписание договора до того момента, пока не скажутся результаты наступления внутри Германии, с одной стороны, а с другой – пока французские и английские рабочие не получат возможность убедиться на деле в ложности сплетни о связи большевиков с немцами. Только учтя эти соображения, можно понять позицию тов. Троцкого, несомненно связанную с большим риском для судеб нашей революции, позицию, допускавшую дальнейшую утрату территории и военного имущества с тем, чтобы на известном этапе немецкого наступления капитулировать и подписать мир, если бы оказалось, что революция в Германии не созрела и руки у Гофмана развязаны. Что, не соглашаясь с подписанием мира в данный момент, тов. Троцкий исходил именно из развитых выше соображений, видно из ряда его выступлений, имевших место через некоторое время после ратификации мира, в частности и в настоящей статье.
Второй причиной, которой, на основании выступлений тов. Троцкого в этот период, можно объяснить его отношение к моменту подписания договора, было его убеждение в том (и в этом одном отношении его позиция, пожалуй, соприкасалась с позицией левых коммунистов), что международный империализм уже объединился или объединится для борьбы с Советской Россией, и что нам все равно придется воевать (см. примечание 53).
Это вовсе не означает, конечно, что тов. Троцкий был сторонником революционной войны. Проезжая неоднократно через линию фронта в период переговоров, он достаточно знал состояние армии. В своих воспоминаниях о Ленине он сообщает по этому поводу следующее:
«То, что мы не можем воевать, было для меня совершенно очевидно. Когда я в первый раз проезжал через окопы на пути в Брест-Литовск, наши товарищи, несмотря на все наши предупреждения и понукания, оказались бессильны организовать сколько-нибудь значительную манифестацию протеста против чрезмерных требований Германии: окопы были пусты, никто не отважился говорить даже условно о продолжении войны. Мир, мир во что бы то ни стало!.. Таким образом, насчет невозможности революционной войны у меня не было и тени разногласия с Владимиром Ильичем» (стр. 78–79).
В этом же убеждает нас и приведенная у Овсянникова таблица голосования (стр. 625) в ЦК 17 февраля. Голосуя вместе с группой тов. Ленина за подписание мира в случае немецкого наступления при отсутствии революционного подъема в Германии и Австрии (см. выше), тов. Троцкий вместе с ней же голосовал против революционной войны.
Было, наконец, еще одно обстоятельство, исходя из которого тов. Троцкий считал опасным в тот момент подписание мира: это – опасение того, что оно может вызвать раскол в партии, которая в тот момент в большинстве своем – по крайней мере, в лице руководящих элементов – была против подписания мира (см. примечание 109). Он сообщает об этом следующее:
"Если Центральный Комитет решит подписать немецкие условия только под влиянием словесного ультиматума, – говорил я (Ленину.
Несомненно, что позиция Ленина – тянуть как можно дольше с переговорами, а в случае ультиматума подписать – отвечала обстановке. Но не следует упускать из виду, что эта единственно правильная позиция встречала решительное сопротивление со стороны большинства партийных организаций, в том числе ЦК, а также со стороны союзников по власти – левых эсеров. Провести точку зрения Ленина в тот момент можно было только путем раскола и государственного переворота. Незачем говорить, что Ленин прекрасно понимал, чем это грозит. Между тем, каждый лишний день должен был увеличивать число сторонников Ленина. В этих условиях формула «ни война, ни мир» была объективно мостом к позиции Ленина. По этому мосту прошло большинство партии, по крайней мере – ее руководящих элементов. Этим объясняется и отношение Ленина к позиции Троцкого, о чем последний сообщает следующее:
«На совещаниях, которые решали вопрос о мире, Ленин выступал очень решительно против левых и очень осторожно и спокойно против моего предложения. Он, скрепя сердце, мирился с ним, поскольку партия была явно против подписания, и поскольку промежуточное решение должно было явиться для партии мостом к подписанию мира». (Там же, стр. 83.)
Как видно из предыдущего, в отношении общей принципиальной постановки вопроса позиция тов. Троцкого совершенно не совпадала с позицией левых коммунистов. Тов. Троцкий никогда не стоял на абстрактной точке зрения недопустимости соглашений с империалистами, наоборот, считал такие соглашения при известных условиях нужными и неизбежными. Ему, напр., еще в период Бреста пришлось выдержать борьбу с левыми по вопросу о принятии помощи от англо-французских империалистов (см. примечание 116). А в последний период он, совместно с Лениным, уже вел с левыми борьбу по всему фронту, по всем вопросам, на которые левые имели свою особую точку зрения – по вопросу о хозяйственном строительстве, о привлечении спецов, о трудовой дисциплине, о единоличии и коллегиальности, о военном строительстве, о взаимоотношениях между местами и центром и т. д. (см. примечания 150, 153, 154).
Что касается Брестской позиции, то тов. Троцкий очень скоро признал и открыто заявил, что только позиция Ленина способна была вывести партию из положения, казавшегося безнадежным.
Так, в своей речи на соединенном заседании ВЦИК и рабочих организаций 3 октября 1918 г. он заявил:
«Я считаю в этом авторитетном собрании долгом заявить, что в тот час, когда многие из нас, и я в том числе, сомневались, нужно ли, допустимо ли подписывать Брест-Литовский мир, не отразится ли это задерживающим образом на развитии мировой пролетарской революции, только тов. Ленин, против многих из нас, с упорством и несравненной прозорливостью утверждал, что нам нужно через это пройти, чтобы дотянуть до революции мирового пролетариата. И теперь, на фоне последних событий, мы должны признать, что правы были не мы». (Продолжительные овации.)
