и строился коварный Лёнин план…
… В один из вечеров он пришёл ко мне, протянул старый «убитый» ватник, засаленную кепочку «а ля питерский рабочий» и посвятил меня в тонкости предстоящей операции.
Я напялил всю эту «роскошь», подмазал грязью руки и кое-где на лице, обул оставшиеся в наследство от пьющего соседа ботинки-«говнодавы»… и в таком виде проследовал за моим озабоченным другом в вечернюю музыкальную школу.
– Здравствуйте, Светлана, – протянул Лёня, когда мы вошли к ней в класс. – Вы извините, но у меня тут товарищ мечтает поступить в вашу школу! Он хоть и работает на стройке, но в свободное время подбирает по слуху на старом бабушкином пианино всякие мелодии. Если бы вы нашли хоть пару минут, чтобы его послушать, а то он меня просто задрал своими просьбами «своди да своди в школу»…
Тут Светлана впервые заметила меня… Взгляд её напоминал взор богини с Парнаса на навозного жука. Она мгновенно оценила и мой ватник, и кепочку, и возраст «глубоко за двадцать», и простецкую физиономию…
– Ну вы понимаете, что в вашем возрасте уже поздновато начинать! И потом – эта ваша стройка ну никак не гармонирует с тем, что вы хотите играть классиков.
Тут вмешался Лёня:
– Светочка, он меня так достал с этой дурацкой идеей. Я обещал ему, что такой крупный специалист, как вы, послушаете, что он там наподбирал по слуху, и оцените по достоинству его ерунду. Уделите ему секунду, и мы пойдём.
– Ну, ладно, – кисло согласилась Светочка, кляня себя за убитое с нами время, – давайте, только быстро!
Я снял кепочку, сунул её в карман, обтер об себя руки – и присел к роялю. Левой рукой я, тщательно примериваясь, взял ля-минорный аккорд, как говорится «навсегда», а правой рукой в до миноре заиграл вальс «Амурские волны», ежесекундно сбиваясь и не попадая в такт с левой рукой…
…Светочка сидела с видом профессора, которого непонятно откуда взявшийся жлоб отрывает от святого служения Искусству. Но воспитание не позволяло девушке прервать жлоба, и она мило терпела мои «муки». Наконец я закончил, шумно высморкался в несвежий носовой платок, извлечённый из аналогичного ватника, и уставился на неё.
– Ну что вам сказать? Играйте себе дома на радость вашей бабушке, а вот к нам поступать, поверьте моему опыту, вам поздновато. Да и руки у вас, как для пианиста, очень неподходящие. Слишком широкая ладонь, а пальцы коротковаты. Да и со слухом тоже проблемы! (Эх, знала бы она, КОМУ это всё говорит!)
Я прикинулся огорчённым, а друг – Лёнька – говорит ей:
– Я, мол, тоже ему это всё говорил, только он не верит. Своди, говорит, к настоящему специалисту, а то – не отстану!
И тут я, настойчиво так, к «профессорше»:
– А я ещё одну мелодию по слуху подобрал, по радио передавали…
И не давая ей опомниться, «врубил» с ходу этюд Листа «Дикая охота». А пьеска эта, надо сказать, оченно виртуозная, повышенной сложности, и ею обычно «убивают»
