тогда только вышел фильм «Кавказская пленница» и вся страна в упоении повторяла шутки и хохмы «от Гайдая». Это я и успел вспомнить, когда в ответ на робкую просьбу дать мне РЮМОЧКУ, я получил РОГ стакана на три. Поставить на стол его, естественно, было невозможно, и пришлось держать это славное произведение местных кустарей на весу. И это было только начало! Мне наполнили рог лёгким белым вином, и я решил слегка сачкануть, отпивая помаленьку за каждым тостом.
Первый тост был, естественно, за гостя, т.е. меня. Я, понятно, пригубил… И тут же получил риторический вопрос от соседа справа:
– Дарагой! Ты нас уважаишь?
Я кивнул.
– А себья уважаишь? – это был вопрос от соседа слева.
Я снова кивнул.
– А пачыму не пьёшь?
– Да я вот тут понемногу…
– Он нас нэ уважаит!!! – это сказала бабушка-соседка напротив меня.
Я тут же бросился доказывать своё уважение и со всей дури засандалил весь рог в себя.
Минутки две мы закусывали. Затем прозвучал второй тост. За МАМУ хозяина!!! Мой рог был снова – до краёв, а в голове тикало знаменитое никулинское «Кергуду!» с переводом, что, мол, «он тебя зарэжит» (в скобках – «шутка»). Я храбро выдул и эту «чашу», понимая, что это только – очередная. Затем слово взял младший сын той самой Мамы и предложил выпить за детей Мамы, погибших на фронте. «Не выпью – точно будет “Кергуду”», – пронеслось в голове… но «процесс» уже пошёл, и третий трёхстаканник уже бодрее наполнил утробу винцом.
Дальше пили за детей мамы, НЕ погибших на фронте, за соседей, живых и «не очень», за… Помню только, кому-то пришла в голову мысль показать мне Тбилиси, хотя в этом состоянии мне – что Тбилиси, что Кутаиси, что Миссиписи было, что называется, – «по барабану».
Как я понимал, меня вывели под белы рученьки и куда-то повели. Дальше были провалы в моей, в общем-то музыкальной, памяти, но иногда память странно возвращалась, и я пытался шутить типа: «Не бросайте, ребята! Лучше пристрелите!»
Вся эта честная компания поволокла полуживого гастролёра куда-то на крутую гору, и в сознании послышалась фраза, что это вот – знаменитый некрополь на Мтацминде, где погребены лучшие из лучших… Позже мне рассказывали, что больше всего меня впечатлила драматическая история жены Грибоедова – прекрасной Нины Чавчавадзе. Я радостно плакал и просил постелить мне тут же, рядом с ней.
Дальше опять был дом, опять рог, пили уже за соседей по кварталу, за их детей, за друзей детей…
Пришёл в себя уже утром в поезде, подъезжающем к Еревану. Кроме кофра с фраком со мной была… огромная авоська, в которой спокойно мог поместиться небольших размеров слон. Но! Вместо слона там находилось… бутылок тридцать самого разного грузинского вина, от Цинандали до Мукузани. «Дали на дорожку!» – догадался я.
И вот выхожу в Ереване из поезда, помято-небритый, с могучим перегаром, с авоськой, где 30 «фаустпатронов», и… удивляюсь,
