двенадцати. Соответственно, и позвонит она часов в двенадцать. Как раз к этому времени борщ я успею сварить…
Чем ближе настенные часы приближались к двенадцати, тем тревожнее и муторнее становилось у меня на душе. Я тер на терке свеклу, а сердце колотилось так, как будто ему тоже скоро предстояло попасть в суп…
Большая и малая стрелки часов сошлись в зените. Тишина. Стрелки – в небо. Тишина. Я закинул в суп лавровый лист, свежую зелень, подождал немного, снял с огня. Тишина. Я поднял трубку. Гудок есть. Положил трубку. Тишина. 12:10. Попробовать борщ на соль? Нет. Только после того, как она позвонит. Почему, почему я не могу знать, что там у нее сейчас происходит? Почему из-за какого-то там мужа я не могу сейчас позвонить ей сам? Дальше время пошло в соотношении минута=вечность. 12:16. Вечность. 12:17. Вечность. 12:18. Вечность. Мертвая тишина. И уже точное понимание, что там – у нее – происходит что-то такое, что совершенно точно не позволит ей выехать ко мне. Ни сейчас. Ни через десять минут. Ни через час.
В 12:40 я набрал ее номер сам. Мне уже было безразлично, кто возьмет трубку: она или ее муж. Я просто уже не мог сидеть в этой тишине и должен был услышать хоть чей-то голос. И заодно узнать, живы они там или нет…
Трубку взял ее муж. Его голос был резок и явно выдавал не самое спокойное расположение духа:
– Ало!
Я немного помолчал. Просто повесить трубку? Нехорошо.
– Это поликлиника? – спросил я, постаравшись немного изменить голос.
– Нет, вы ошиблись! – выпалил раздраженно он и бросил трубку. Мое ухо почти физически ощутило, как он швырнул трубку на аппарат.
Так. Он явно раздражен. Значит, что-то там у них происходит или уже произошло. Может, она все-таки сбежала от него и едет ко мне? Может, она просто из дома не смогла позвонить? Позвонит из таксофона. Или, может, она уже приехала и ждет меня там, у первого вагона? А я…
Я стал метаться по квартире, пытаясь взять себя в руки и понять, что мне сейчас лучше всего сделать… Раздалась трель телефонного звонка. Это она.
Не успел я сказать «алло», как она заговорила каким-то сдавленным голосом и полушепотом:
– Солнце, ничего не получается… Только не вздумай больше звонить – он дома. Короче, в понедельник всё рассажу, – сделав паузу, она добавила совсем уже еле слышно, – целую.
Что я сделал первым делом, повесив трубку? Догадаться нетрудно. Первым делом я вышел в коридор и выкурил две сигареты подряд. Курильщики меня поймут.
Что я делал потом? Потом я смотрел телевизор и ел, не понимая вкуса, свой борщ. Потом вышел на улицу и немного прогулялся. Вернулся домой, опять включил телевизор, съел еще порцию борща. Снова вышел прогуляться, только на этот раз до ближайшей коммерческой палатки; в палатке я купил две больших банки джин-тоника. В общем, всё было хорошо, если не считать того, что на душе у меня было… не очень хорошо. О чем я думал в тот вечер? Наверное, я не думал ни о чем. Я просто
