счастлива!
– Нет ли у тебя какого-нибудь тайного, невысказанного желания?
– Нет…
– Актэ, я вижу, ты краснеешь. Скажи мне правду!
– Ну, я подумала, как было бы чудесно, если бы я могла иногда сопровождать тебя, например, на Марсово поле… Помнишь блаженный час в палатке мага? Но ведь это невозможно…
Нерон подпер рукой свою прекрасную голову.
– Невозможно? – повторил он. – Но кто же может помешать мне в этом, дорогая Актэ?
– Твоя мать… Октавия… сенат… почем я знаю?
– Я докажу тебе, что ты сильно заблуждаешься. Я император, и мне повинуются преторианцы и весь народ. Завтра я не могу… завтра я обедаю у Тразеа Пэта. Но послезавтра, в четвертом часу, мы отправимся вместе на Марсово поле.
– О, как славно! – И она захлопала в ладоши.
Одиночество уединенной жизни на вилле временами порядочно тяготило ее, несмотря на ее усердные и успешные занятия с превосходным Фаоном, ее главным рабом, преподававшим ей государственную историю и естественные науки.
– Теперь я вижу, что ты на многое готов ради меня, – с восторгом продолжала она. – Но я не хочу злоупотреблять твоей добротой. Осторожность есть мать мудрости. Насколько от меня зависит, меня не узнает никто из несносных зевак, вечно бегущих к тебе со всех сторон. Я закроюсь вуалью.
– Делай как хочешь! А теперь забудемся еще на несколько минут в сладкой беседе! Увы, часы моего блаженства летят с быстротой восьмикрылого Гермеса!
– Нерон, мой господин и мой бог!
– Актэ! Актэ!..
Глава XII
В самом радужном настроении направлялся император два дня спустя к девушке, нетерпеливо ожидавшей его.
Солнце стояло еще высоко, но прохладный ветерок, с раннего утра дувший от Тирренского моря, освежал, шелестя зеленью высоких кипарисов и разносил по всему саду аромат пурпуровых роз.
Роскошные носилки с восемью носильщиками-лузитанцами в полушелковых фиолетовых одеждах, вместе с блестяще разодетыми рабами, были подарком императора его безгранично любимой Актэ.
Он сказал ей об этом, когда они вместе уселись на мягких подушках и задернули фиолетовые занавеси так плотно, что без особого усилия никто не мог заглянуть в носилки.
Она поблагодарила его горячим поцелуем, но так, что он понял, насколько ничтожен его драгоценный дар в сравнении со счастьем быть с ним и обладать его любовью.
Вдруг вся покраснев, она припала к его груди, погладила его по щеке и вполголоса сказала:
– Мы теперь точно настоящие муж и жена, правые перед Богом и законом! О, Нерон, это было бы божественно… Я, рядом с тобой, на римских улицах! У меня кружится голова при одной этой мысли. Позволь мне еще немножко отдернуть занавес! Мое покрывало так плотно, что меня нельзя узнать!
– Как желаешь, – отвечал император. – Твой голос для меня – голос судьбы.
– Так
