у дяди. Просто-таки преступная шайка. Но Марика почему-то не тронули.
Их знаменитый родственник, Бейнфест Натан Яковлевич, который в юности знал самого Григория Котовского, так как во время Гражданской проживал под Белой Церковью, военный юрист по роду деятельности, пробился на прием к генеральному прокурору Руденко и заявил:
– Вы на Нюрнбергском процессе в поверженном логове врага смотрели прямо в глаза проклятым фашистским главарям и их наймитам всех мастей. Посмотрите в глаза преступно арестованному моему родственнику Гальперину Исааку Шмульевичу, 1890 года рождения. Вы сразу отличите, что он ни в чем не виноват. Тем более в годы войны с Гитлером Гальперин вместе с лучшими мастерами завода трудился в городе Чистополе – на благо Родины и военной промышленности, за что имеет орден. Иначе бы пошел лично на фронт. Но Родина сказала – не иди. И он не пошел. А дети все пошли и полегли героями. И вот мой партбилет и все мои боевые награды тому порукой.
Марик особенно останавливался на Чистополе, потому что он своей рукой писал под диктовку тети записку для памяти Бейнфесту. Писал Марик, а не тетя, потому что тетя плакала и ничего не видела на бумаге. Марик написал «Чистополь» без мягкого знака на конце. Бейнфест прочитал и устроил скандал, что Марик вредит в таком ответственном деле, как жизнь человека.
Марик сильно плакал, а тетя его не утешала. Надо отметить, что Марику тогда был 21 год.
И что же. Гальперина с оправданием выпустили в 1956-м, и не персонально, а под общую гребенку.
Тетя от страха и горя умерла еще в 51-м. Причем она сильно страдала от ежесекундного напряжения: ждала прихода уполномоченных лиц из жилконторы.
После смерти Гальперина жилплощадь полностью перешла к Марику. Ясно, что по справедливости одну комнату требовалось отдать кому-то на подселение. Одному в двух комнатах делать нечего. Но некто из влиятельных родственников отстоял жилплощадь путем блата.
У Марика оставались многочисленные родные разной степени близости – троюродные, сводные и пр. Поддерживались постоянные отношения. На праздники собирались у кого-нибудь по очереди. Торопили с переездом Мишеньки, чтобы вся семья оказалась в сборе.
Мы с Мариком рассудили, что срывать Мишеньку посреди учебного года не стоит. Отложили его переезд до лета. Тем более что я ждала ребенка.
Родилась девочка. Эллочка.
Но дело не в этом.
И вот в июне 1961 года Миша стал с нами в один строй:
Я, Эллочка, Марик, Мишенька. Эллочке два месяца, Мишеньке – почти двенадцать.
За Мишенькой в Остер ездил Марик. Доставил в хорошем состоянии.
Между ними завязалась дружба. Хоть и без лишних слов. Мишенька Марика не называл «папа», он избегал наименования как такового. В крайнем случае звал на «вы» и по имени. Я же была настолько поглощена Эллочкой, что для налаживания связей между Мариком и Мишей времени никак не обнаруживалось.
Миша
