гие тела; в широко открытых глазах, подведенных черной траурной краской, нет обычной человеческой печали (ведь они все же богини!), и маленькие губы, не знавшие поцелуя, не тронуты страданием. Однако в тонких золотых пальчиках не было еще той силы, которая обычно присуща зрелым небесным существам-воительницам. Может быть поэтому, они не смогли уберечь юного владыку, которому не исполнилось и девятнадцати лет; может быть поэтому, боги Великого Сонма обрекли их на заточение вместе с его телом.
Смолкли заклинания жрецов, расставлявших в погребальной камере фигурки бога воздуха Шу, чтобы умерший мог дышать в Загробном Царстве, на дверь легли печати царского Некрополя, стихло эхо последнего удара заступов рабочих, послышался глухой шелест ссыпаемой в коридор щебенки… и наступила тьма, и наступило забвение почти на три тысячи лет.
Срок заточения истек утром 26 ноября 1922 года. Несколько мощных ударов потрясли дверь, в левом верхнем углу образовалась расщелина, в которой появился трепетный свет стеариновой свечи, затем изумленное лицо бородатого мужчины. Он долго смотрел и не мог выговорить ни слова. Стоящий за его плечами второй мужчина, еле сдерживая нетерпение, спросил:
– Вы что-нибудь видите?
– Да, – вернулся к бородатому дар речи. – Чудесные вещи!
Только эти слова мог вымолвить потрясенный археолог Говард Картер, чьи многолетние поиски в Долине Царей увенчались находкой нетронутой грабителями гробницы Тутанхамона. Он тогда еще не знал, что его сенсационное открытие станет не только самой яркой страницей в египтологии, но и явит миру одно из самых загадочных преступлений, которые когда-либо в нем совершались. О преступлении заговорили сразу, едва на страницах мировой печати стали появляться отчеты о результатах экспедиции. Говорили о нем в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Дели, Москве, говорили и в самом Каире. В роскошном номере каирского отеля «Континенталь» два господина беседовали в комнате, драпированной красными с позолотой гобеленами. С улицы через широкие створчатые окна лился многоязыкий шум толпы, стреляли натужными выхлопами автомобили… Они стояли у круглого стола, на котором были разложены большие – 24 на 36, пронумерованные черно-белые фотографии.
– Я приказал себе сделать достаточно снимков, чтобы получить полное представление о находке покойного сэра Корнарвона. Инспектор Кристи, как вы находите эти юные создания?
Второй господин, выглядевший значительно моложе своего собеседника, усмехнулся, подметив, что лорд Ассекс целиком возложил честь открытия на лорда Корнарвона, который финансировал экспедицию, а не на скандального археолога Говарда Картера, благодаря уму и трудам которого оно было сделано. Он вежливо посмотрел на маленьких девочек, которые, раскинув худенькие ручки, окружали ковчег, где хранились внутренности правителя Египта, умершего тысячи лет назад. Он видел их, так сказать, вживую, в блеске и сиянии их золотых тел, вчера в Каирском музее, но и там они не произвели на него впечатления.
– Я не специалист по статуям, – сказал инспектор вежливо.
– Это богини-хранительницы. Посмотрите на их фигуры, посмотрите на их лица, хранящие печать удивительной бесстрастности, обычно присущей богам, когда они взирают на деяния человеков. Но вместе с тем это девочки, которым нет еще и шестнадцати лет. Они очень похожи друг на друга, и все очень похожи на царицу Ахенсенамон, юную жену Тутанхамона. Очень симпатичная особа, вся в маму, госпожу Нефертити, которая судя по гипсовой копии, хранящейся в Берлинском музее, славилась редкой красотой.
– Прошу прощения, лорд Ассекс. Я получаю «Таймс», которая постоянно публикует отчеты о работе экспедиции, да и в Британской библиотеке можно найти все номера этой газеты с ноября 1922 года. Поэтому мне незачем было покрывать за три дня расстояние в две с половиной тысячи миль, чтобы лицезреть все эти чудеса. К тому же, лично для меня, в девочках из «Мулен-Руж» больше жизни и грациозности, чем в этих холодных золотых пустышках.
– Больше жизни? – седые брови лорда Ассекса на мгновение приподнялись, что означало его крайнее удивление. – Мой друг, – медленно проговорил он, вернув своему лицу обычное спокойное выражение, – если бы вы знали, как ошибаетесь. Жизни больше всегда в мастере, который создает куклу, а не в его изделии, пусть даже оно машет руками и высоко вскидывает ножки. Впрочем, вы правы, пора переходить к делу. Прошу.
Оба джентльмена уселись в кресла. С мраморного столика Ассекс взял большую матерчатую папку с коричневыми тесемками.
– Первые слова Говарда Картера, которые передал мне сам покойный сэр Корнарвон, были – «Я вижу чудесные вещи». Этот тупой копатель могил, который утверждает, что гробница – самое безопасное место, в котором он когда-либо оказывался, на сей раз оказался прав, сам того не подозревая. Чудеса, чудо – это слово, которое не всегда является синонимом «прекрасного, изумительного, волшебно красивого», но часто обозначает загадочное явление; нечто, превосходящее человеческое разумение.
