портреты и только портреты! Представь себе, сейчас уж никто не хочет пейзажей. Ведь пейзажи можно всем рисовать одинаковые. Можно даже схалтурить, добавить больше цвета, в конце концов, заляпать картину краской – всё равно получится красиво!.. А с портретом так нельзя… Я предлагал им даже немного avant-garde, подобного «Крику» Эдварда Мунка. Но, почему-то, им показалось это отвратительным, пугающим. Они предпочитают только и только реализм.
Валентайн засунул свою руку под кресло и вытащил оттуда полупустую бутылку муската. Он тихонько открыл её и принялся с жадностью утолять жажду. Алые капли одна за другой текли по его густой чёрной бородке, затем – по длинной белой шее. Заметив, что голосистый творец притих, Розали почувствовала неладное, и, обернувшись, заметила, как он осушил почти всю бутылку. В душе девушка ощутила странное слияние злобы, ненависти и жалости к этому человеку одновременно. Но потом она поняла, что жалость тут совсем ни к чему.
Она быстро подошла к нему и вырвала из рук бутылку.
– Не пей! – кричал художник. – Я немного приболел, не хочу заразить тебя.
– Ах, да, – иронично воскликнула девушка. – Значит, ты болеешь, и значит, ты лечишься таким образом?
Месье Валентайн прикрыл глаза и спокойно спросил:
– Зачем дважды повторять слово «значит»?
– Когда же ты найдёшь себе работу? – воскликнула девушка.
– Я работаю, – ответил художник. – Я пишу картины. Не заметно, да?! Моей работы ведь никто не видит, – принялся причитать он. – Да! Художник – это ведь не род занятий, это развлечение! Живописью занимаются только те, кому заняться нечем… Так, на досуге… Заняться нечем!
Он говорил это всё тише и тише, всё медленнее и медленнее. Совсем скоро он и вовсе перестал говорить; его глаза медленно слипались. Спустя минуту голубизну его ясных лукавых очей скрыли густые чёрные ресницы – он заснул.
Как же мирно он спал! Словно младенец. Нельзя было даже и подумать, что в душе этого человека таится что-то греховное. Спящим он казался таким безвинным, наивным и незащищённым, что Розали едва ли не растрогалась, совсем позабыв о его равнодушии и далеко небезупречных манерах.
Девушка тихонько взяла свои вещи и так же тихо, на цыпочках направилась в сторону двери, ещё раз взглянув на мирно спящего, пьяного и безработного, но очень милого, сентиментального человека – Джозефа Валейнтайна Бурдена, более известного как Месье Валентайн.
II
«Сколько себя помню, я всегда мечтал прославиться,» – писал как-то Валентайн в своём дневнике.
Он вёл дневник почти всю свою сознательную жизнь. И делал это только потому, что опасался забыть что-то очень важное. Больше всего в своей жизни он боялся потерять память и жениться на толстухе. Потеря памяти была для него страшнее конца света. Он был как никогда уверен, что его одолеет либо болезнь Альцгеймера, либо старческий склероз.
«Я всегда хотел прославиться, но никогда не знал, каким именно путём, – писал он. –
