разница, кем ты работаешь. Ты тот, кем ты хочешь и стремишься быть. Ты тот, кем ты являешься в душе.
Девушка глубоко вздохнула, воскликнув:
– Но как?
Художник провёл взглядом незнакомца; тот оглянулся по сторонам и завернул за угол.
– Наблюдательность, – уверенно ответил Валентайн. – Как же можно быть человеком, не замечая других людей?
Девушка смутилась и опустила взгляд.
– Я вижу, – проворчала она.
– Этого недостаточно – просто видеть… Да, простым людям можно видеть всё очень скупо, но я – художник, и мне нужно видеть намного больше. Ты считаешь его обыкновенным прохожим, таким же, как и любой другой. По-твоему, он ничем не отличается от простых, беззаботных, любопытных туристов. Но, нет!
– Как?.. – начала было Розали.
– Как я понял, что он турист? Английский турист? – опередил её Валентайн. – Очень просто! На нём был чёрный фрак. Как часто ты видишь простого человека, который вышел на прогулку, – тем более турист, – в чёрном фраке?
– Довольно часто, – удивлённо ответила девушка, оглядывая художника с ног до головы.
– Меня можно было и не считать, – застенчиво ответил он, – мне больше нечего надеть… Так вот, – продолжал он, повышая тон. – Фрак сейчас уже без повода никто не носит – это раз. Он, видимо, дипломат. Потому что даже англичанин не будет прогуливать по Парижу во фраке. Это очень непрактично. К тому же он очень занятой и скорей всего впервые в Париже – это два. Слишком короткий спереди и слишком длинные фалды сзади, – так может только Англия, – это три. У него огромные очки с толстыми линзами, левый глаз слезка прищурен – раньше, верно, он предпочитал носить монокль, окончательно испортив себе зрение – это четыре. И зрение у него настолько плохое, что он даже не может приметить Эйфелеву башню, в триста двадцать четыре метра высотой, перед своим носом – это пять!
– Хорошо, а как мы узнаем, что это правда?
– Пойдём!
Художник резко вскочил со скамьи и, крепко схватив Розали за руку, быстро потащил её за собой. Они свернули за угол кафе и побежали вдоль площади Жоффр. Спустя минуту они настигли английского туриста. Он, приметив их, встрепенулся и отскочил в сторону.
– Excuse me, – проговорил он, – I looking for Eiffel Tower.
Месье Валентайн указал рукой в сторону бессмертного символа французской столицы.
Англичанин оглянулся, затем приподнялся на носки и, приоткрыв рот, воскликнул:
– Spire! How beautiful!
Он повернулся и, вприпрыжку, как ребёнок, помчался обратно к проспекту Сюффрен. Мимо него медленно ковылял старичок лет девяноста с длинной белоснежной бородой. Увидев англичанина, скачущего ему навстречу, как умалишённый, он даже отпрыгнул в сторону, чтобы пропустить чудака. Старичок усмехнулся, взглянув на Розали, поражённую удивлением, и заметил:
– Да, Париж умеет творить чудеса! Из свихнувшихся приезжих он делает окончательных безумцев.
– Видишь, – заметил художник, –
