p>– Почему я должен вам верить?
– Потому что я ваша дочка, потому что я прочитала все ваши книги, потому что я очень на вас похожа, а не на своего папу, потому что…
– И… что вы хотите от меня?
– Давайте встретимся. Это не телефонный разговор, Дмитрий Михайлович. Вы только взглянете на меня и поймете, что я вам ни капли не вру.
– Ну, допустим… а дальше что?
– Не отказывайтесь от меня… Мы ведь даже еще не увиделись. Вам совсем неинтересно, что у вас есть взрослая дочка?
– Мне интересно, откуда она взялась.
– Я вам все подробно расскажу при встрече. Вы не пожалеете, обещаю.
– Настораживает ваша самоуверенность.
– Мне нечего скрывать от вас и бояться вас. Вы – мой папа.
– Мне бы вашу уверенность в этом вопросе.
– Она у вас появится, как только вы увидите меня.
– Ну если это шутка…
– Не шутка, Дмитрий Михайлович, клянусь!
– И сколько тебе лет, если не секрет?
– Восемнадцать. Я учусь на филфаке БГУ, даже живу в той же комнате, где когда-то жили вы в общежитии на Октябрьской.
– В какой комнате?
– 702 Б.
– «Макдональдс» подойдет возле ГУМа?
– Конечно.
– Тогда давай в шесть вечера у входа или у подземного перехода под часами.
– Я буду.
– Не сомневаюсь.
– До встречи, Дмитрий Михайлович!
– Пока.
2
Миллер сунул мобильный в задний карман джинсов, почесал затылок, закурил. Откуда у нее номер его телефона? Кто-то подсказал? Кто? Хотя не это странно, узнать номер телефона любого интересующего тебя человека сейчас не проблема. Странно другое – внезапное наличие взрослой дочери. Если это не розыгрыш, в чем Миллер был уверен. Некоторые его друзья нередко таким образом друг над другом подшучивали, он сам однажды участвовал в чем-то похожем. Тогда был день рождения Алекса Быковского, и Миллера, как мастера подделывать чужие голоса под свой, чем он отличился еще в школе, попросили позвонить имениннику, имитируя голос президента страны, поздравить его и пригласить на аудиенцию, которая произойдет в круглом зале Национальной библиотеки. А поскольку Быковский с президентом был знаком, незадолго до этого получил президентскую премию за книгу новых стихотворений, то и повелся. Такой горделивый сделался, собираясь на встречу с первым лицом… Потом долго злился, даже несколько месяцев не разговаривал с Миллером… Вот он и мог подстрекнуть друзей отомстить Миллеру, придумав ему взрослую дочь. Впрочем, хотелось бы, чтобы дочка оказалась настоящей. «Миллер, ты сам себя слышишь?» – поймал себя на каверзной мысли и невольно улыбнулся. А что, время поджимает, у него, как назло, никого и ничего нет. Кроме книг. Одноклассники, друзья, знакомые, приятели, сослуживцы по работе – все семейные люди, с детьми, а некоторые уже и с внуками. У каждого в портмоне фото детей и жен, и эти фото они с удовольствием демонстрируют при всяком удобном случае. Миллеру нечего показывать, зато он пишет.
Миллер докурил, поднялся на четвертый этаж учреждения, где работал редактором книжного отдела коммерческого издательства, прошел в офис, занял свое место за компом редактировать чужие тексты. Свои он писал только дома – в съемной однушке на проспекте Рокоссовского.
Ему недавно исполнилась тридцать семь лет. Он был худощавый, среднего роста, с иссеченными сединой волосами и бородой, хриплым голосом и добрыми глазами. Именно за добрые глаза его любили женщины, но быстро разочаровывались в нем, поскольку он ничего им дать не мог, ничего конкретного для жизни. Быт угнетал его, он делался грустным, замкнутым и угрюмым. По правде говоря, как потенциальный муж, Миллер – не вариант для любой женщины. Она не будет за ним, как за каменной стеной, хотя в опасных ситуациях он спасет ее ценой собственной жизни, и, тем не менее, не сможет чувствовать себя защищенной рядом с ним, ведь сам он как открытая рана. Он не добытчик, не сантехник, не каменщик, не слесарь, не умеет надувать воздушные шарики, все время с книгой в руках, даже за кухонным столом. Ни одна женщина не пленит его и не перекует на свой лад, потому что он уже пленен. Литературой. И когда женщина поймет это, то кроме жалости к Миллеру ничего более не почувствует. Не мужчина он тогда для нее, хоть и писатель, чудак какой-то. Жизнь ведь не на бумаге происходит, не в мечтаниях, а в реальности, которую он, однако, не хочет замечать, более того, не желает.
Скорее всего, поэтому друзья и понимают его, и уважают, и ценят.
…Работать, сконцентрироваться на редактировании не получалось. Не выходил из головы телефонный разговор
