поэтов, Афанасия Фета. Можете представить, с каким трепетом я, молодой практикант, оказывал им помощь…
Наверное, картина мира и человечества при разных врачебных специализациях оказывается разной?
– Еще бы. У окулиста одна, у гинеколога другая, у педиатра третья, у проктолога четвертая… Один из наших учителей, заслуженный старый доктор, говорил нам, студентам: хирургия – это когда все видно и все понятно; терапия – ничего не видно и ничего не понятно; неврология – видно одно, понятно другое; психиатрия – кажется, будто что-то видно, воображается, будто что-то понятно; кожные болезни – все видно и ничего не понятно, венерические – сперва не видно, но стыдно, потом видно и больше не стыдно…
Принимай лекарство только по совету такого врача, который не ленится тебя понимать.
Я благодарен судьбе за то, что всю жизнь мне то и дело приходится заниматься не только психологической и психотерапевтической помощью и не только психиатрией, но и общей медициной, иногда скорой помощью. Диплом врача-лечебника обязывает быть готовым к действию в любых положениях, когда человеку нужна неотложная медицинская помощь. Разумеется, универсалом быть невозможно, всеми врачебными специальностями владеет разве что Господь Бог. Но ориентироваться в состоянии человека, понимать, что с ним происходит и «куда ветер дует», каждый врач должен.
Ваш врачебный стаж – уже десятки лет. Какими же были те, первоначальные побуждения, на сегодняшний, наверное, вполне зрелый взгляд?
– Смешанными – что естественно, и что плохо, если в ходе посвящения в дело не происходит отбора и фильтрации, очищения, выпрямления души. Смешанными – то есть, и бескорыстными, и корыстными, и высокими, и низкими. Хотелось и помогать больным, и хорошо зарабатывать, и добиться успеха и славы, и работать с удовольствием, и лентяйничать с наслаждением, и заниматься искусством… Всего хотелось, нормально и нереально всего.
Есть ли разница между пациентами ваших первых врачебных лет и сегодняшними?
– За тот срок, в течение которого я наблюдаю и изучаю людей, черное может успеть показаться белым и наоборот. Прежде всего, я сам изменился и продолжаю меняться, и разница между моими первыми и теперешними пациентами наверняка меньше, чем мне кажется.
Страдания телесные и душевные, трудности характеров, конфликты, законы наследственности, глубины душевной жизни, судьба, любовь, смерть – все это данности, мало зависящие от того, советская ли власть у нас на дворе или антисоветская, демократия или крепостное право. В сути человеческих забот и невзгод мало что меняется даже по сравнению со временами древнеегипетскими и библейскими. Если почитать римлянина Сенеку, его мысли о судьбе, о болезнях, о жизни и смерти, то покажется, что мы беседуем с умным и чутким современником.
Но что-то же все-таки меняется?
– На видимой поверхности – да. Я не веду статистики, но, похоже, нынешнее
