Сидел еще некоторое время, обняв ее, говорил на «ты», как девочке, убежденно: – «Ты поправишься, ты поправишься… Все у тебя будет хорошо… Ты поправляешься, поправляешься…»
Все, более ничего. Уходить не хотелось… Пару препаратов посоветовал снять и один добавить, но особого значения эти лекарства иметь не могли – так, вспомогательные. Через пару дней коллега сообщает: «Мама после тебя быстро уснула, всю ночь проспала спокойно, чего не было уже с год. А утром проснулась в ясном сознании и с хорошей речью. Никакого слабоумия, представляешь?.. Чудо какое-то…»
Так она прожила еще года два, оставаясь в ясности до конца, быстрого и легкого. Я не совершил чуда: скорее всего, у старушки освободился от закупорки один из важных мозговых сосудов. Произошло это, возможно, не без влияния наших с нею взаимных добрых чувств – прилив «веществ счастья» хорошо действует и на сердечные сосуды, и на мозговые. Может быть, сыграло какую-то роль то, что я, говоря с ней на «ты» и обнимая ласково, оживил в ней ее детское «я», это орган веры…
«Если после беседы с врачом больному не становится легче, то это не врач», – сказал великий врач Бехтерев. Сурово и точно.
Приснилось, что я рисую,
рисую себя на шуме,
на шуме… Провел косую
прямую – и вышел в джунгли.
На тропку глухую вышел
и двигаюсь дальше, дальше,
а шум за спиною дышит,
и плачет шакал, и кашель
пантеры, и смех гиены
рисуют меня, пришельца,
и шелест змеи… МГНОВЕННЫЙ
ОЗНОБ… На поляне – Швейцер.
Узнал его сразу, раньше,
чем вспомнил, что сплю, а вспомнив,
забыл… Если кто-то нянчит
заблудшие души скромных
земных докторов, он должен
был сон мой прервать на этом…
Узнал по внезапной дрожи
и разнице с тем портретом,
который забыл – а руки
такие же, по-крестьянски
мосластые, ткали звуки,
рисующие в пространстве
узор тишины…
Он спасал ребенка,
и осы молчали звонко…
– Подайте, прошу вас, скальпель…
Все, поздно… Стоять напрасно
не стоит, у нас не Альпы
швейцарские, здесь опасно,
пойдемте. Вы мне приснились,
я ждал, но вы опоздали.
(Стемнело). Вы изменились,
вы тоже кого-то ждали?..
Не надо, не отвечайте,
я понял. Во сне вольготней
молчать. (Мы пошли). Зачатье
мое было в день субботний,
когда Господь отдыхает.
Обилие винограда
в тот год залило грехами
Эльзас мой. Природа рада
и солнцу, и тьме, но люди
чудовищ ночных боятся
и выгоду ищут в чуде…
А я так любил смеяться
сызмальства, что чуть из школы
не выгнали, и рубаху
порвал и купался голым…
Таким
