весны – тепла, солнца! Я возьму тебя на руки, подниму на высокую гору, оттуда взглянешь на всю Болгарию. Может, милые виды ее вдохнут в тебя новые силы, а теплый весенний ветер с Белого моря отогреет твою кровь… Не болей так, моя дорогая! Не причиняй мне, и Златке, и всему нашему товариству горе! Анко!..
Он опустился перед кроватью на колени, взял бледные, исхудавшие руки жены, прижал их к щекам. Плечи вздрагивали от рыданий, которые он пытался сдержать неимоверным усилием воли.
Златка мокрым платочком тщетно вытирала слезы. Якуб перестал помешивать в горшочке, закусил губу. Звенигора и Драган опустили головы.
Анка улыбнулась болезненно, виновато.
– Младен, любимый мой! Не видать мне больше наших милых гор, нашей Планины… И не вынесешь ты меня на высокую гору… Разве что мертвую… чтоб я вечно смотрела на родную Болгарию… Но и оттуда я не увижу своего сына… своего Ненко… Я так хочу встретиться с ним… в последний раз… Хочу насмотреться на него… перед смертью. Ибо за жизнь не насмотрелась…
Она замолчала и отвернулась к стене.
Младен растерянно оглянулся вокруг.
– Но это же, милая, невозможно сделать, – сказал он тихо. – Ненко – янычар. Он в Сливене… Ты не можешь поехать к нему, а он…
В хижине нависла долгая мрачная тишина. Потрескивали дрова в очаге, гудело в трубе. Слышалось хриплое, прерывистое дыхание больной.
– А он… может прибыть сюда! – раздался вдруг голос Звенигоры.
Анка встрепенулась, подняла голову.
– Как?
Младен удивленно, с горечью взглянул на казака. Но Арсен и не заметил этого.
– Мы привезем его сюда!
Воевода резко поднялся. В его глазах вспыхнул гнев.
– Арсен, ты понимаешь, что говоришь? – И, понизив голос до шепота, добавил: – Ты обезумел! Ожидание, надежда придадут больной силы. Эти дни она будет жить, чтобы дождаться встречи… Но если Ненко не приедет, это убьет ее!
– Он приедет! Не может не приехать! А не захочет – силой привезем его!
– Как же это сделать? Вас немедленно схватят в Сливене! Там полно войск! Кроме того, мы подвергаем опасности свой новый стан…
– Младен, это… моя последняя просьба к тебе, – тихо проговорила Анка.
Воевода опустил плечи, помолчал. Потом махнул рукой:
– Ладно.
4
День был ветреный, холодный. Вместо мелкого колючего снега, что шел в горах, здесь, в долине, сыпалась надоедливая морось. Пронизывающие колючие иглы секли лицо. Гайдутины кутались в грубошерстные епанчи[4], глубже натягивали шапки. Вздрагивали и фыркали мокрые кони.
Драган дал знак остановиться. Четыре всадника спешились, завели лошадей в узкое мрачное ущелье, привязали к деревьям. Возле них остался Дундьо. Он по-медвежьи, неуклюже обнял всех уходящих:
– Счастливо, друзья!
Когда
Епанча – плащ, длинная широкая накидка (
