и Пеппе пригрозит ему пистолетом. Я сказал другу – хотя сам не был в этом уверен, – что стрелять ему не придется, поскольку беглец остановится, заметив оружие.
Я бросился на самого крупного из парней, который тогда избивал меня особенно жестоко, повалив на пол. Я был безжалостен, как хищник со своей добычей, и, следуя примеру из кино, нанес ему пистолетом сильный удар по голове. Хлынула кровь. Остальные застыли на месте, точно парализованные.
– Я убью вас всех, если не вернете “Веспу”! – кричал я, грозя оружием. Один из банды сразу вызвался проводить меня к тому месту, где они спрятали мопед. Я сказал Пеппе, чтобы сходил он, а я тем временем присмотрю за этими молодчиками.
– Что же вы не смеетесь, как смеялись в прошлый раз? Отчего повесили нос? Ну же, смейтесь. Если не засмеетесь, я прострелю вам ноги!
Жалкие людишки. Они принялись обвинять друг друга в краже. Кто-то просил меня сжалиться и канючил про свою больную маму.
– А о моей матери вы подумали, пока избивали меня? Подумали, сукины дети?
Но как зол я ни был, мне не удавалось ожесточиться до той степени, в какой были жестоки они по отношению ко мне. Парни были напуганы, главарь плакал, прижимал ладони к ране на голове, пытаясь остановить кровь, и говорил, что ничего не видит.
Я заставил их раздеться и сложить на землю все, что на них было: одежду, обувь, очки, ремни, часы, и даже приказал вынуть серьги из ушей. Между тем явился и Пеппе на моей обожаемой “Веспе”: шум мотора с глушителем “Полини” показался мне дивной музыкой! Из кучи одежды я выудил свитер, оторвал рукав и окунул в бензобак. И поджег все их вещи: костер получился отменный!
Я спросил, довольны ли они зрелищем, и, поскольку никто из шайки не посмел жаловаться, заставил их смеяться: “Ну же, смейтесь, смейтесь!”
Они прикрывали срамные места руками и смеялись, чтобы не расплакаться.
Я вскочил на свою “Веспу” и сказал:
– А теперь мне пора, но я еще вернусь, да не раз. И вы не посмеете угонять мой мопед, не так ли?
– Да, да да, – повторяли они хором.
Пеппе включил первую передачу, и мы медленно тронулись.
Все тело еще ныло у нас от боли, но душа ликовала – казалось, мы боги, мы сильны.
“Черт возьми, какую власть дает оружие”, – подумал я.
Пеппе смотрел на меня с восхищением и клялся, что предан мне навеки.
Вернувшись домой, я размышлял перед сном о происшедшем. Я был доволен и горд собой и впервые уснул с пистолетом под подушкой. На следующий день Пеппе рассказал, что товарищ его отца, живший в Джардини, видел на улице голых парней. “Ничего святого у вас нет, бесстыдники!” – сказал он им. Мы чуть не лопнули со смеху.
Но история на этом не закончилась. Родители тех ребят заявили карабинерам, что двое неизвестных в масках, на “Веспе”, обобрали их бедных детишек. Естественно, примерные ребятки не стали рассказывать, как обстояло дело.
Я был взбешен и даже собрался навестить их, но, рассудив
