девонька, лежать. Сидят, знаешь где? Ну, если самой в охотку… Тебя как зовут? Алёнка? Красивое имя. Я тоже хотела дочку или Алесей или Алёной назвать. Не получилось, – вздохнула санитарка.
– Почему?
– Не родила девочку. Трех балбесов родила на свою голову, а девочки нет. Меня Марией Петровной зовут. А ты можешь меня называть тетей Марией или Петровной. Ну, хорошо, обед сейчас. Лежачим разнесу, потом покажу, где какие врачи. Ты пока тоже иди перекуси.
– А можно, помогу?
– Не сидится? Хорошо, давай вместе.
Так с первого же дня Алёна взялась за дело. Спокойная и участливая, преисполненная уважения к старшим, она так естественно ухаживала за лежачими больными, словно это было ее прямыми обязанностями.
В этот же вечер, уже после окончания процедур, Алёна заглянула к странной старухе.
– Садись, садись, внучечка. Дай налюбуюсь на тебя, – засипела больная. – Как лучик ты. Блеснет, согреет – и нет его. Скрылся за тучкой и ждешь следующего… У меня доченька была таким же лучиком. Блеснула – и все.
– А что «все», бабушка?
– Можешь называть меня Даниловной. Что случилось? Да ты садись. История долгая, вот и остальные послушают. Правда, бабоньки?
Три соседки согласно закивали головами, одна осталась лежать неподвижно с закрытыми глазами.
– Плохо ей. Но мы ей не помешаем. А твои соседки как?
– К ним там родственники пришли.
– Значит, и тебе торопиться некуда. Так вот что случилось. Мы, Ростовы, – нездешние, мы из тех самых, ну что в «Войне и мире». Не читала еще?
– Нет, фильм видела.
– Фильм. Книги читать надо. Хотя, может, и рано. Ну, неважно. В общем, прибило предков сюда. Уже давно, правда. Еще до войны. А в войну как ушли они в леса, так и возвращаться не пожелали. Жили себе и жили. Потом «единоличников» раскулачивать пришли. Раскулачили – травы лечебные позабирали, дичь засоленную, да другие соления разные. И хозяина забрали. Это отца моего. А мать уже на сносях была. Вот родила меня, и остались мы одни жить-поживать в лесу. Лес, он, знаешь, и прокормит, и обогреет. Надо только с ним дружить…
Разговор был прерван диким криком. Неподвижно лежавшая женщина вдруг забилась в конвульсиях. Ее било так сильно, что еще до того как к ней подбежала Алёна, несчастная упала с кровати.
– Держи, держи ее. И язык, язык вытяни, не дай задохнуться, – заверещали соседки. Одна кинулась за врачами.
Алёна не стала хватать эпилептичку за язык. Положив руки на виски больной, она мягко погладила ладошками мокрую от пота кожу и стала уговаривать успокоиться, как уговаривают плачущего по ночам грудного ребенка.
– Ну не надо, ну не больно. Сейчас пройдет. Уже проходит. Уже прошло, правда? Вот-вот-вот, проходит-проходит-проходит. Прошло-прошло-прошло. Все. Давайте в кроватку. Вот та-а-ак. Теперь на бочок и спатиньки. Баю-баюшки-баю.
Девушка
