заряженный, одиноко лежавший в ящичке. Инспектор беззвучно присвистнул и перешел к разбору бумаг и конвертов, ящика, полного трубок, еще одного ящика с письмами, датированными недавними числами, потом другого ящика с чековыми книжками и корешками чековых книжек, бланками налоговых деклараций и прочими финансовыми документами. Наконец он добрался до пятого ящика, где лежал конверт большого формата, подписанный «Эльма Фицджеральд». Помня о словах викария, инспектор заключил, что содержимое конверта поможет пролить свет на загадку дела, и принялся осуществлять предварительный осмотр. Первым оказался документ, озаглавленный «Последняя воля и завещание Джона Мартина Фицджеральда», довольно объемистый и многословный даже для подобного рода юридических бумаг, и инспектор, владевший жаргоном стряпчих не так виртуозно, как хотелось бы, с трудом разобрался в его многочисленных условиях. Ему удалось выяснить, что Джон Мартин Фицджеральд являлся мужем сестры адмирала, и, согласно завещанию, имущество, в чем бы они ни состояло, в равных долях отходило его сыну, Уолтеру Эверетту Фицджеральду, «если он окажется жив на момент моей кончины», и его дочери, Эльме Фицджеральд. Там также отмечалось, что если сын окажется мертв («Полагаю, что он скорее всего исчез или что-то в этом роде. В любом случае, нелепо так формулировать»), то Эльма Фицджеральд получит все имущество по вступлении в брак.
Внимание инспектора привлекли раздававшиеся внизу звуки, похожие на перебранку. Он прислушался, после чего решил, что вопреки его распоряжениям какой-то гость пытается силой проникнуть в дом. А поскольку он сильно сомневался в способностях Эмери противостоять даже назойливой мухе, то спустился в зал, чтобы узнать, что происходит. Как инспектор и ожидал, он увидел пунцового и растерянного дворецкого, вялыми хлопками отбивавшегося от разъяренного гостя, успевшего прорваться к нижней ступеньке лестницы.
– Инспектор велел… – бормотал дворецкий.
– К черту инспектора! – крикнул незваный гость и, подняв голову, заметил, что смотрит прямо на вышеупомянутого инспектора, однако это непредвиденное обстоятельство не смутило его.
Кто бы он ни был, незваный гость вполне мог справиться с десятком инспекторов. Росту в нем было, по крайней мере, метр восемьдесят, и он обладал атлетическим телосложением, более того, телосложением спортсмена, выступавшего в таких состязаниях, где требуется недюжинная сила. Над парой восхитительно широких плеч возвышалась голова с симпатичным загорелым лицом и шеей, квадратным подбородком, коротким орлиным носом, каштановыми волосами, подстриженными столь коротко, что не было заметно ни единого завитка, и большими горящими карими глазами. Глаза эти сердито глядели на Риджа с праведным негодованием законопослушного гражданина, возмущенного вмешательством закона в его личные дела.
– Я говорил мистеру Холланду, – пролепетал Эмери, – что вы велели никого не пускать без вашего разрешения.
– А я сказал ему, – произнес мистер Холланд, – что войду.
