Впрочем, почему бы и нет?
– Вполне вероятно, что кто-то хочет привлечь внимание к торговле человеческим мясом, но на активный протест не решается… – начал Турчин.
– Естественно. Знаешь, что в этой среде бывает за активный протест? – ухмыльнулся Грачёв.
– И рассчитывают, что покупатель, обнаружив татуировку, заявит в милицию, – докончил Александр.
– Если среди них есть отступники или хотя бы сомневающиеся, уже будет легче, – сказал Петренко.
Он достал из верхнего ящика стола большую фаянсовую кружку, налил её доверху водой и графина и сунул туда кипятильник.
– Как, ребята, насчёт чайку?
– Мы уж до дома потерпим.
Турчин, как и Грачёв, смотрел на Андрея. Тот уже буквально рвался в бой.
– Сейчас у нас половина восьмого. – Озирский закрыл вязаным рукавом свой «Ролекс». – У вас двоих есть время хотя бы до половины двенадцатого?
– До половины есть, а там всё же Новый год нужно встречать, – напомнил Турчин. – Причём не только нам, но и тебе.
– Я встречу и без твоего напоминания.
Озирский наблюдал за тем, как закипает вода в кружке Петренко. Сам подполковник в это время доставал одноразовые пакетики с заваркой.
– Меня интересует резюме начальника. Я подключаю к розыскам своих людей, причём немедленно.
Петренко задумчиво наблюдал за тем, как из пакетика расползаются красно-коричневые нити, похожие на щупальца спрута.
Потом просто сказал, поворачивая чайной ложечкой пакетик:
– Действуйте, ребята. Я не прошу Андрея докладывать мне свой план, потому что доверяю его интуиции и порядочности. Да и такие орлы, как Грачёв с Турчиным, в случае чего, его подстрахуют.
– Я завтра же доложу о том, что удастся нарыть сейчас, – пообещал Озирский.
– Андрей, на тебе и так шесть дел, в том числе и по хищению оружия! – напомнил Всеволод, надевая шарф и шапку. – А мы тут с человеческим мясом влезли…
– Лично мне хочется, чтобы питерцы всё-таки питались мясом животных. Даже в блокаду далеко не все докатывались до такого позора.
Озирский, стоя у окна, отсутствующим взглядом смотрел на предновогодний, ещё шумный, но в то же время уже тёмный, настороженный Литейный проспект.
Потом он предположил неожиданным грустным голосом:
– Думаю, что сегодняшней ночью многие окажутся в больницах…
– Типун тебе на язык! – испугался Петренко. – А уж нам-то работёнки точно много будет.
– И медикам, – настойчиво вещал Андрей. – Вы только представьте – пьяная озлобленная толпа вылезает ночью на улицу. Ни для кого никаких ограничений. На что хотите поспорим – в дежурной части задымятся провода.
– Да где уж мне с тобой спорить-то?…
Геннадий Иванович отхлебнул то ли чаю, то ли чифиря – его напиток по цвету напоминал ячменный кофе
