что рядом не оказалось кого-то моложе и симпатичнее. Ну, посмотри на меня. Разве в таких влюбляются юные девушки? Тебе показалось, Василиса, ты совсем меня не знаешь!
– Мне кажется, я знаю Вас очень давно! Я Вам не нравлюсь?
– Очень.
– Тогда почему Вы так улыбаетесь? Как-то безнадежно.
Борис Борисыч засмеялся.
– Я выгляжу по-дурацки, да? – беспомощно спросила Василиса.
– Ты замечательная, – сказал Борис, и на его лбу снова появилась «гармошка» задумчивости. – Но я не готов к этому разговору.
Василиса долго не могла уснуть в тот день, вспоминая их сумбурное объяснение. Как увидятся они завтра? Но завтра оказалось похожим на все другие дни. Борис Борисыч во время обеденного перерыва много говорил о выставке современного художника Мохова, чьи работы его интересовали. Василиса рассеянно слушала, думая: «Наверное, его должна смешить моя дремучесть. Он насыщен самыми разными сведениями, как энциклопедия. Как это он столько всего помнит?»
Мама считала нахватанность признаком поверхностности, полагала, что надо быть компетентным в одной области, не распыляться в разные стороны: от количества информации страдает качество. Для мамы эрудиция – своего рода болезнь. «Человек, – говорит мама, – должен отсеивать ненужную информацию, иначе в его голове не окажется места для чего-то важного, чему он должен посвятить жизнь». «Вероятно, мама права, – думала Василиса, – но Борис говорит, как знаток. Его горизонты широки, вот в чем дело».
На работе Василиса, как и раньше, почти ежедневно, не считая дней, когда Борис Борисыч уезжал на объект или в командировку, виделась с ним. На нее уже начинали посматривать как на его любовницу (Василиса отлично это видела, и ей льстило подобное заблуждение). Даже Тамара, с приязнью относившаяся к Василисе, изучающе посмотрела на нее, и Василиса не поняла: осуждает или завидует?
Василиса рассказала Борису Борисычу о недавнем рождении сестренки.
– Поздравляю, – сказал он. – И сестренка, и дочка. Славно! Когда у тебя появится свой ребенок, ты будешь умело с ним обращаться.
– А у Вас есть дети? – спросила Василиса.
– У меня дочка, Катя, – сказал Борис. – Ей двенадцать. Почти как тебе.
– Нет! Мне уже девятнадцать!
Борис рассмеялся.
– Да, совсем забыл, ты уже закончила школу, – шутливо сказал он.
– Борис Борисыч, я не ребенок.
– Я и не считаю тебя ребенком. Но ты и не взрослая. У тебя вся жизнь впереди.
Мне бы хотелось, чтобы Вы относились ко мне всерьез.
– Я и так отношусь к тебе всерьез. У тебя сложная пора. Но и прекрасная! Главное – не ошибиться, выбрать нужное направление. Что ты решила? Все-таки опять на филологический?
«Почему все думают, что юность прекрасна? – рассуждала Василиса, оставшись одна. – Это время неуверенности в себе, метаний, поисков, заблуждений, когда ты не знаешь, кто ты и этого не знает никто вокруг тебя. И надо
