я дурацкой поговорке – весь мир бардак, а бабы – звери. А вот как вышло: и мир бардак, и женщины иногда в таких зверей оборачиваются – без когтей всю душу в кровь исполосуют.
Вечером они, конечно же, помирились. Они вообще не оставались в ссоре больше нескольких часов. Разругаются – насмерть. После всего, что наговорят друг другу, казалось, больше нет никакого выхода, как только немедленно собрать чемоданы и разъехаться. Нет же… походят, надувшись, как сычи, затем – слово за слово, одна мелкая, предельно вежливая просьба, как не просят даже в светских салонах, вторая… кому-то что-то понадобилось, один к другому случайно прикоснулся, тот в ответ улыбнулся, все еще с подчеркнуто надменным выражением лица… Сколько раз я убеждался, что ненависть – это такой зверь, который быстрее всего растет в тишине.
Мои друзья, к счастью, не умели после размолвок хранить тишину. И уже вечером, он, как бы ни был пьян, почти на коленях просил простить его за грубость. Впрочем, просить прощения у нее было легко, она прощала ему все.
…кто не успел, тот опоздал. По-моему, мы с Вовчиком опять опоздали. А ведь сегодня, по моим гениальным расчетам, я должен поднимать бокал с шампанским и пить взахлеб за удачу, которая наконец-то присела ко мне на колени.
Она лежала и смотрела на него как будто издалека. Он сидел полуголый, спиной к настенному ковру, грустный, потерянный, как маленький ребенок и даже не жаловался, как обычно, а тихо говорил:
– Ну, зашли мы к этому жирному боссу. Минут пятнадцать он по телефонам названивал. То ли изображал, то ли, в самом деле, такой занятой… Потом, как проснулся, ребят, вы по какому делу? Мы ему – да все потому же, старый козел… конечно, никто из нас такого и близко не сказал, что ты!, мы с Вовчиком, как два примерных ученика перед любимой учительницей – вот раскладки, договоренности – от вас комнатку в вашем офисе, капиталец…
Она прикрыла глаза – неяркая радужная дымка плыла перед ней, понемногу рассеиваясь, и по странной сиреневой траве, какой она и в жизни на Земле не видела, побежала маленькая голенькая девочка – смеясь, неуклюже перебирая ножками, она бежала к тому невидимому, доброму, кто вот-вот примет ее на руки… она с мгновенным удивлением узнала в той девочке себя и ей стало так хорошо, так неожиданно легко, что она приподнялась со счастливой улыбкой.
– …вот-вот, и ты смеешься, а что нам, дуракам, скажешь? Действительно, посмеешься. Нужны мы ему с нашими грандиозными планами. У него все верняк. Сегодня товар, завтра деньги, завтра деньги, послезавтра, уж будь добр, проценты с них.
Он зевнул.
– Правильно, Вовчик, говорит, – сволочи они все. Короче, сказал, завтра подойти.
– Давай спать, – попросила она, – наш отдел выставку открывает, мне рано вставать.
– Хорошо, – недовольно буркнул он, лег, отвернулся к стене и уже через минуту был в завтрашнем дне.
Та неведомая радость, которая едва коснулась
