лучами уходящего за горизонт солнца улёгся за ситцевую занавеску. Хозяйка помалкивала, в разговоры больше не вступала, вскипятила на сосновых шишках самовар и села к столу пить чай. Алексей точно вспомнил этот смоляной запах сосны, который излучали шишки: так пахло по воскресеньям в комнате бабы Наташи, когда она кипятила небольшой тульский самовар. А к чаю были пряники, шоколадные или клюквенные, кофейные подушечки или леденцовые петушки.
Проснулся Алексей рано, в прихожей, где стояла печь, никого не было, но заслонка на тяге отодвинута, в топке гудел огонь. Вышел во двор: баба Степанида из большого блюда кормила кур, взглянула на солдата, кивнула и снова заголосила: «Цып-цып-цып…» Умытого – побритого, пахнущего одеколоном «Шипр», с рюкзаком на плече Алексея бабка Степанида силой усадила за стол. Из печки вынула ту же чугунную сковороду с десятком шипящих на сале разбитых яиц, поставила всё хозяйство на середину стола.
– Режь сам яйцо, лож в тарелку, ешь до отвала. Молоко щас принесу, в сенях похолоднее было… Я пОняла, что ты уже к отъезду готов? Чё сказать: всё правильно, с ними не забалуешь, а жизнь подпортят враз. Но автобус пойдёт только через полтора часа, до кладбища полкилометра… Я на месте бабы Натальи кровно обиделась бы на тебя, если бы ты не зашёл на могилку.
Степанида проводила Алексея до калитки, перекрестила, вынула из кармана маленький образок и, держа его на землистого цвета ладони, сказала:
– Это сестры моей и твоей бабушки Натальи образок… Она просила передать, если когда-то вдруг увижу кого-то из её родных. Приглядись, какая там необычная Божья Матерь… Этой иконе цены нет. Ну, беги, солдат, храни тебя Господь! Твоей вины здесь нет…
На подходе к кладбищу, заросшему липами и кустами бузины, расцвеченными большими красными гроздьями ягод, вдруг заморосил частый почти «слепой» дождь. Его баба Наташа называла «грибным», но осенью он никогда не проливался, только в конце лета, когда начинался сбор подберёзовиков и маслят. Алексей остановился, повернулся к посёлочку, увидел, что в открытой калитке дома стоит баба Степанида…
Если где-то убудет…
Белые одежды, разноцветные головные накидки, тёмно-коричневые лица, гортанные звуки, перебиваемые барабанной дробью и завыванием труб… Эту картину Влад увидел в открытые окна машины торгового представительства, которая встретила его, маму и отца в аэропорту и сразу повезла на строительную площадку ТЭЦ (теплоэлектороцентраль). Эфиопия строила социализм, советские люди помогали ей в борьбе за свободу и независимость. Отец одиннадцатилетнего Влада Жукова – Иван Аристархович – стал техническим директором строящейся станции.
Приставленный к отцу переводчик, преподаватель вуза, а заодно и сотрудник абвгдейки, едва успевал переводить куплеты здравиц в честь нового руководителя и его семьи. Иван Аристархович краснел, явно смущался неприкрытой лести
