битву. Но рассудка он не потерял. Дал отдохнуть племени перед горным переходом. Женщины наготовили мяса, добытого молодым высшим; воду решили не брать – поначалу переход продолжится вдоль одной из бесчисленных горных речек, которые сливались в долине в одну большую, поменявшую каким-то образом свой извечный путь. А дальше… Дальше будут снега, которые они или преодолеют… или снега одолеют их.
Преодолели не-звери. Последние полперехода Де тащил Мину на спине – спиной к спине, потому что своим огромным животом она не могла прижаться к его крепкому хребту, а держать ее на руках парень не мог. Он обдирал ладони об острые льдины, стараясь уцепиться железными пальцами в каждую трещину. Еще непоме5рной тяжестью гнул книзу тяжеленный молот. А Лай? Брат по второй матери сам едва передвигался, но дотерпел – упал уже внизу, на мягкую теплую траву. Рядом повалилась сразу половина племени; остальные остались в горах. Лишь трое высших стояли на ногах. И крепче всех, признал Де, его отец. Может потому, что он шел налегке?.. Вторая половина племени осталась в горах навсегда. Но высшему и теперь было все равно. То, что как-то волновало его, он принес сюда собственными руками.
Мина и молот лежали рядом – мертвое оружие и живая женщина; пока живая женщина. Потому что мать высшего всегда умирала при родах. Это не было традицией, это было данностью – маленькая женщина из низших могла выносить крупного ребенка, но разродиться сама не могла. И тогда в ход шел каменный нож вождя – бережный к потомку, но безжалостный к женской плоти. Так что сейчас молот был для него важнее: он даже представил, как это священное оружие летит, вращаясь, прямо в ненавистный затылок… Де даже закрыл глаза в сладком ужасе – он вдруг понял, что видит картину будущего; что прадед не врал! Стоит только захотеть – захотеть до ужаса, почти до собственной смерти – и можно увидеть грядущее, и даже… управлять им. Но это дано немногим; вот великий предок умел. Но даже это не помогло ему в битве со Спящим богом.
Теперь перед ними лежала равнина; и по ней тоже протекала река, берущая свое начало высоко в горах. Вдоль нее племя – его остатки и пошло. В первый же вечер со старым вождем произошла еще один странный случай – подобный тому, что случился в родной пещере. Только здесь не было надежных каменных стен, так что Денат опрокинулся на спину. А когда успевший теперь первым Ден (его сын даже не тронулся с места) помог подняться деду, все поразились. Сейчас перед костром сидел не вождь; сидел просто глубокий старик – пусть огромный, крепкий еще – но старик. И старик невероятно счастливый – до слез, которые текли из глубоко сидящих глаз и пропадали в глубоких морщинах.
– Все, – выдохнул он наконец, – нет больше Седой медведицы! Убили ее.
– Кто? – оживился Де, – Великий охотник?
– Какая разница? – махнул рукой вождь.
– Нет, – решил про себя его правнук, – еще и этот кусок славы тебе, Охотник… А впрочем – спасибо тебе
