и заменить ее легким ажурным металлическим забором, но потом передумал, считая, что негоже чем-то выделятся среди соседей.
Вот в таком доме, где жизнь текла однообразно и размеренно, точь-в-точь как у персонажей старика Диккенса, росла Дорис Перес. Она воспитывалась на романах Бронте и Бальзака, а еще ей нравилась Жорж Санд: воображала себя то Джейн Эйр, то Консуэлло, а порой Жанной Дарк, хотя последняя пугала ее своей воинственностью.
В последнее время любящее сердце отца чувствовало некоторую перемену в поведении дочери. Девочка как-то изменилась, и это настораживало его. Добрая и отзывчивая, она стала вдруг раздражительной. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Сенатор понимал, что пора поговорить с дочерью, но откладывал разговор, хотя видел, что тянуть больше некуда.
Вот и сейчас он сидел в мягком кресле, потягивая сигару, и думал о Дорис. Невеселые мысли вдруг прервала мелодичная телефонная трель. Звонила Берта, секретарша:
– Сеньор Перес, вы просили меня связаться с сеньором Галло. Он будет в своем офисе через час, – официальным тоном сообщила она.
– Хорошо! – сенатор раздраженно бросил трубку.
Спустя несколько минут он с тяжелым сердцем постучал в дверь спальни дочери.
– Войдите!
Сенатор вошел и тяжело опустился в кресло.
– Доброе утро, Дорис!
– Доброе утро, – ответила дочь.
– Ты плохо спала? – он увидел мешки под глазами. – Опять всю ночь читала? – Перес кивнул на раскрытую книгу.
– Да… что-то не спалось.
– Дорис, детка, ты совсем не заботишься о своем здоровье. Так много читать вредно, тем более у тебя слабое зрение.
– Не беспокойся, папочка, здоровье у меня в порядке.
– Слушай, Дорис, ты сильно изменилась в последнее время.
– Я!? Это тебе, кажется, папочка, – она нервно улыбнулась.
– А не отдохнуть ли тебе недельку-другую в Майами? Хочешь, я закажу там яхту?
– О, здорово! Я не против.
– Вот и хорошо. Значит, договорились.
– Да.
– Тогда я пойду к себе, поработаю, – он направился к двери.
Когда отец вышел, Дорис подошла к стоящей на столе у окна стереосистеме и нажала на клавишу. Из динамика полились мелодичные звуки «Лунной сонаты». Девушка уменьшила звук, подошла к кровати и вновь легла. Закрыв глаза, она погрузилась в чарующий мир музыки.
«Конечно, конечно, ты, папочка, прав. Я действительно изменилась, и виной этому эти проклятые сны!» – она вдруг вспомнила свой первый сон. Тогда она не придала ему значение. Но, когда он явился опять, девушка призадумалась. Одинаковые сны… Дорис с тревогой думала о них, боясь засыпать. И это длится уже вторую неделю…
Во всяком случае черное облако в сновидениях ничего хорошего не предвещает. Еще был колючий ветер. Но самое удивительное, что во сне ее всегда сопровождал высокий брюнет. Вдали маячил неясный силуэт какого-то огромного
