вот ты какой! – воскликнула она. – Чего только не придумают!
Она тут же слепила снежок и метко бросила его в бельчонка, после чего вышла из пещеры, чтобы стать полновластной хозяйкой зимы.
Первое, что она сделала, это поскользнулась на обледенелой горке и довольно сильно ударилась.
– Вот как! Вот как оно бывает, – рассердилась она. Но тут вдруг подумала о том, до чего смешно она, малышка Мю, выглядит с задранными кверху ногами, и долго хохотала. Потом взглянула на горку, немного поразмышляла и, воскликнув «Ага!», съехала на хвостике с горки вниз, подскакивая и хохоча и уносясь далеко-далеко по блестящему скользкому льду.
Она скатилась с горки целых шесть раз и только тогда заметила, что у нее замерз животик.
Тогда малышка Мю снова пошла в пещеру и вытащила из картонной коробки спящую сестру. Мю наверняка никогда прежде не видела санки, но догадывалась, что они вполне могут получиться из картонной коробки.
Что же касается бельчонка, то он сидел в лесной чаще и рассеянно поглядывал то на одно дерево, то на другое.
Он не мог, даже если бы пришлось пожертвовать своим хвостиком, вспомнить, в дупле какого дерева он жил и вообще ради чего он прискакал в лес и что там искал.
Муми-тролль еще совсем недалеко ушел от дома, а под деревьями уже начала сгущаться мгла.
С каждым шагом лапы его все глубже увязали в снежных сугробах, а снег уже не казался ему таким занятным, как раньше.
В лесу царила мертвая тишина. Не видно было ни души. Время от времени с ветвей срывались снежные шапки. Качнувшись на миг, ветви вновь замирали, и в лесу опять становилось безжизненно и тихо.
«Весь мир погрузился в зимнюю спячку, – подумал Муми-тролль. – Один я тут брожу и никак не могу заснуть. Я один буду брести и брести без конца все дни и все недели напролет, пока сам не превращусь в сугроб, о котором никто даже знать не знает».
Но вот лес кончился, и внизу, под ногами Муми-тролля, открылась новая долина. По другую сторону он увидел Одинокие горы. Словно волны устремились гребни гор – один за другим – к югу, и никогда еще не казались эти горы такими пустынными.
Только теперь Муми-тролль начал мерзнуть по-настоящему. Вечерняя мгла наползала из ущелья и медленно взбиралась на оцепеневшие от холода гребни гор. Там, наверху, словно острые белые зубы на черной скале, лежал снег. И повсюду, насколько видел глаз, лишь белое да черное, пустота да одиночество.
– Там, за горами, Снусмумрик, – сказал самому себе Муми-тролль. – Где-то на юге он ест апельсины. Если бы я был уверен, что он знает, как я ради него собираюсь перевалить через горы, – я бы решился на такой шаг. А иначе ничего у меня не выйдет.
И, повернувшись, Муми-тролль начал медленно, по своим собственным следам, двигаться назад.
«Я заведу все часы в доме, – подумал он. – Тогда, быть может, весна придет поскорее. А потом бывает ведь и так, что, если нечаянно разобьешь какую-нибудь крупную вещь, кто-то проснется».
