безымянную звезду на стене памяти в Лэнгли. Думай о том, что он, возможно, остался жив и получил Почетный орден Конгресса. Хотя он скорее всего погиб. Или сошел с ума.
Сэми дотронулся до руки Фэй. Это был жест более опытного коллеги, стремящегося защитить более молодого. Легкое, почти неощутимое прикосновение, в котором не было и тени сексуального подтекста.
Он заглянул в зеленые глаза Фэй.
– У тебя есть какие-то особые причины, чтобы задавать подобные вопросы?
– Не уверена, – призналась Фэй. – Пока только предположения. Если бы я точно знала, что они обоснованные, не стала бы играть в прятки, сразу рассказала бы все, как есть.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Сэми, открывая ей дверь.
Точно так же он открыл перед ней дверь в тот день, когда с Фэй проводили беседу в звуконепроницаемом плексигласовом помещении сенатского комитета по разведке. В какой-то момент Сэми отвел взгляд от сидевших за столом напротив него двух сенаторов и заместителя директора ЦРУ, посмотрел на Фэй и сказал:
– Могу я попросить вас выйти?
После этого он встал и распахнул перед ней дверь.
Она покинула «аквариум», в котором не было ни одного окна. Оглянувшись, Фэй увидела Сэми и еще троих незнакомых ей мужчин, которые должны были решить ее судьбу, и эта картина врезалась ей в память навсегда.
Потом, посмотрев налево, она заметила его. Он стоял у стойки кафе, держа в руке белую пластиковую чашку.
Она видела его только что – он был одним из пяти сотрудников аппарата сената, также присутствовавших на начальной стадии встречи с участием Сэми, представителя руководства разведсообщества и двух сенаторов – одного от республиканцев, другого от демократов. Это было секретное оперативное совещание, посвященное сложившейся в Париже ситуации. Минут через двадцать его и остальных административных сотрудников верхней палаты Конгресса выставили за дверь, и в помещении остались Фэй, Сэми, двое сенаторов и профильное начальство. После этого представители законодательной власти были ознакомлены со сверхсекретной информацией о кровавых событиях на вымощенной брусчаткой улице французской столицы.
«Меня, в конце концов, тоже попросили удалиться», – подумала Фэй.
Она посмотрела на сотрудника сенатского аппарата. Обыкновенный мужчина – высокий, светловолосый, в сером костюме, примерно ее возраста.
К черту его и к черту докторов. Мне нужен кофе.
Он не посторонился, когда она положила долларовую бумажку в белую пластиковую чашку, стоящую рядом с кофейной машиной, и налила себе горячего темного напитка. Мало того, он сделал шаг вперед, приблизившись к Фэй. Она, не веря металлодетекторам, установленным у входа, впилась в него пристальным взглядом, пытаясь угадать очертания спрятанного под одеждой оружия, и увидела, что у него в чашке не кофе, а вода.
Надо было признать – от него приятно пахло. Фэй, пережившая сильное нервное напряжение, вспотела и от души надеялась, что духи
