не Афродита, конечно, но что-то от нее в ней есть – мясистость, например. В остальном же на богиню не похожа – широкие плечи, широкие бедра, широкая талия. Лицом тоже не вышла – широкоскулая, большеротая, глаза маленькие, нос картошкой, губы как два вареника. Зато ноги – класс: длинные, крепкие, с маленькими ступнями, округлыми коленками. Тут уж Афродите до нее далеко.
Да, здорово я вчера выпил. Нет, я не кутила, который напивается до чертиков и не помнит, с кем проводит ночь. Я все прекрасно помню. Вчера ко мне заявился приятель с подругой и привел Дашку. Выпили, закусили, потанцевали. Девице я понравился. Она, оказывается, любит высоких крепких мужиков лет под тридцать пять. Чудная, кто ж таких не любит? Дашка оказалась без комплексов. В общем, приятеля с подругой я спровадил, а ее у себя на ночь оставил. А что, имею право – холостяк.
Я заметался по квартире, хватая джинсы, рубашку, носки. Наверное, я слишком шумно собирался, потому что разбудил Дашку. Она села на диване, свесив голые ноги на пол, и тупо уставилась на меня.
– На работу уходите? – хмуро спросила молодая женщина и, сдернув с дивана простыню, накинула ее себе на плечи.
Фраза прозвучала полувопросительно-полуутвердительно, не требовала ответа, а потому я пропустил ее мимо ушей.
– Нас разве двое? – Я оглянулся так, как оглядываются на сзади стоящего человека. – По-моему, пора перейти на «ты».
– Я сама знаю, как мне лучше вас называть, – с неожиданным упрямством заявила Дашка. – Мне так удобнее.
– Как хочешь. – Я уже заправил рубашку в джинсы и стал застегивать на гульфике «молнию». – Когда приду с работы, не знаю, так что меня не жди. Позавтракай, ключи забери с собой. Вернешь при встрече! – Я наконец справился с капризным замком на джинсах, помахал Дашке на прощание рукой и, открыв входную дверь, выскочил из квартиры.
Лифт, как назло, был занят. Тем не менее я не стал сломя голову мчаться с восьмого этажа на первый, дождался кабины.
Лидия Ивановна – абсолютно седая старуха со злым бесцветным лицом, всем своим обликом напоминавшая ворону-альбиноса, – заложив руки за спину, уже прогуливалась по тротуару вдоль дома. Когда бы я ни уходил из дому, когда бы ни возвращался, я постоянно натыкаюсь на эту зловредную жилицу из двадцать второй квартиры. Так что она в курсе моей личной жизни.
– Здравствуйте, Игорь Степанович, – остановившись, сладко пропела старуха. – Опять на работу опоздали?
Ноги, понесшие было меня по тротуару, неожиданно сами замедлили движение.
– Что значит – опять? – возмутился я. – Я всего-то второй раз на работу опаздываю.
– Ну, как же, Игорь Степанович, а в прошлую среду? Вы в тот день тоже как угорелый на работу мчались.
– Вот я и говорю, в среду в первый раз в жизни опоздал, а сегодня вот – во второй. – Ноги вновь понесли меня по тротуару. Пробегая мимо старухи, я буркнул: – Вам, Лидия Ивановна, в школе завучем следовало бы работать, записывать, кто когда пришел на работу и когда ушел.
Старуха никогда не останется в долгу.
– А вам, – крикнула она мне в спину, – следовало бы меньше пить да девок в дом водить.
Ну что тут скажешь? Права Лидия Ивановна, а потому я ничего не ответил.
Я обогнул девятиэтажку, взбежал на бугорок и глянул налево. Круглая, окруженная коммерческими магазинами конечная троллейбусная остановка была пустынна. Пока дождешься одну из «рогатых» колымаг, которые почему-то плохо ходят и часто ломаются именно на пролегающем в наши края маршруте, на работу точно к обеду попадешь. Что ж, утренняя пробежка еще никому не повредила. Да и бежать-то, признаться, недалеко – всего две остановки. Я спустился с бугорка и побежал по обочине дороги.
Стояло раннее солнечное апрельское утро. Еще не так жарко, но и не холодно, по утрам уже можно ходить в рубашках. Теплый и чуть влажный от испарений воздух настоян запахом цветущих деревьев, он пьянит, будоражит, отчего все время пребываешь в приподнятом настроении.
Я перебежал перекресток – одна остановка позади. Впереди возник Музей искусств, представлявший собой четырехэтажную коробку из зеленоватого матового стекла. Не лучший образчик архитектуры – мрачноват больно, – но для тех экспонатов, что в нем хранятся, в самый раз. Матовые стекла не пропускают солнечные лучи, которые, как известно, губительны для произведений изобразительного искусства.
Я добежал до угла здания и нырнул в длинный тесный переулок, упиравшийся в улицу Новокузнецкую. Ну вот, еще три-четыре поворота, и я на работе.
Едва я пробежал по переулку шагов десять, как сзади почувствовал какое-то движение, инстинктивно шарахнулся в сторону, и не напрасно – мимо, едва не сбив меня с ног, промчался какой-то мужик, в джинсах, темной рубашке и кроссовках. «Видать, сегодня не один я на работу опаздываю», – подумал я. Он чесал так, что
