не самую лучшую профессию, что рано почувствовал желание разобраться в самом себе. Нельзя сказать, чтобы я преуспел в этом благородном начинании; скорей наоборот, единственное, что я приобрел за эти годы, так это бессчетное число вопросов, на которые я не могу дать удовлетворяющие меня ответы. Именно такой подход к писательскому труду и сближал нас с Игорем, хотя его манера письма и мышления весьма существенно отличалась от моих. Его особенность заключалось в том, что он был привержен к категорическим суждениям; будучи интеллектуалом, он постоянно стремился добраться до сути явлений, а добравшись, не оставлял никаких сомнений в том, что это так, как он говорит.
Он писал так, словно забивал гвозди. И это его качество не раз становилось предметом наших жарких споров, порою на грани ссор. Ему нравилось выступать чрезвычайным и полномочным послом истины; я подозревал, что он ко всему человечеству, не делая исключения и для меня, относился с чувством превосходства. Надо сказать, что для этого были определенные основания; я редко встречал человека умнее его; ум Игоря напоминал мне бритву, которой безжалостно соскабливает с любого предмета все лишнее и ненужное, доходя до самой его сердцевины. Но в этом и заключалась, на мой взгляд, его главный недостаток; добравшись до определенного предела, он отказывался следовать дальше, считая, что уже находится на краю ойкумены – и больше дороги нет. Ему претила мысль, что мир может быть бесконечен, где-то непременно, пусть очень далеко, но он должен обрываться. Я же всегда сомневался в этом; я никак не мог выкинуть из головы вопрос: а что же там, за этой границей?
Но спорить на эти темы теперь бесполезно, Игорь добрался до своего края, до своего предела и что он там встретил – конец мирового пространство или его беспредельность известно только ему. Мне же отныне предстоит выяснять этот вопрос в одиночку. Но главное, что меня сейчас волнует, почему он это сделал?
За окном сгустился вечер, и я ощущал, как трудно мне выдерживать сегодня груз одиночества. Неожиданный и загадочный уход из жизни Игоря не только лишил меня лучшего друга, но и провел вокруг меня невидимый круг еще более отделяющий от людей. По-видимому, есть предел моего отторжения от человечества, каждый из наших друзей и знакомых выполняет для нас роль моста, связывающего человека с остальными людьми. И когда такой мост рушится, всегда испытываешь состояние катастрофы, ибо рвется важная нить, соединяющего тебя с миром. Наверное, в идеале мудрецу не требуется никого, он самодостаточен. Но, во-первых, это в идеале, а, во-вторых, я не мудрец.
Больше всего мне хотелось позвонить Лене, но еще два дня назад она предупредила меня, что у нее какие-то срочные домашние дела и просила эти дни ее не тревожить. Правда у меня была уважительная причина нарушить этот запрет. Я смотрел на телефон; желание набрать ее номер было таким сильным, что я даже чувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев. И все же я решил не делать этого; я знал, как она не любит, когда я беспокою ее тогда,
